Адвокат   ::   Гришем Джон

— Ты сделал миллион, — обратился он к Маламуду, ничуть не устыдившемуся богатства.

— Да.

— Сколько денег ты отдал голодным и бездомным?

Я лихорадочно искал данные о суммах пожертвований, которые не облагались налогами.

— Не могу вспомнить точно. Мы с женой не экономим на благотворительности. По-моему, взнос в пять тысяч был Передан в окружной фонд. Уверен, вы знаете, они там раздают деньги нуждающимся. Мы жертвуем немало, и мы счастливы делать это.

— Еще бы не счастливы! — Впервые в голосе Мистера прозвучала насмешливая нотка.

Он вовсе не желал знать, насколько мы щедры в действительности. Ему требовались лишь голые цифры. Мистер велел мне написать на листе наши фамилии и указать рядом с каждой доход за прошлый год и сумму пожертвований на благотворительность.

Я не мог решить, стоит ли торопиться или лучше выполнить приказ не спеша. Что, если соотношение между двумя цифрами его не устроит? Похоже, разумнее не пороть горячку. Ведь и так абсолютно ясно: мы, богатеи, заколачивая кучу денег, отдаем бедным жалкие крохи. Кроме того, я понимал: чем дольше длится наше пленение, тем больше у полиции времени на подготовку к освобождению, тем искуснее она его проведет.

Мистер не угрожал, что каждый час будет убивать по заложнику. Он не требовал выпустить из тюрьмы своих дружков. Ему вообще ничего не было нужно.

Я мешкал. Маламуд возглавил список, а в самом конце его оказался пришедший в фирму три года назад Колберн с какими-то восемьюдесятью шестью тысячами. Неприятно удивил тот факт, что мой приятель Барри Нуццо заработал на одиннадцать тысяч больше, чем я. Это мы с ним еще обсудим.

— Округленно общий доход составляет три миллиона долларов, — доложил я Мистеру, который, сжимая красный проводок, опять вроде задремал.

Он медленно покачал головой:

— А бедным?

— Пожертвований роздано на сто восемьдесят тысяч.

— Плевать я хотел на пожертвования. Не ставь меня и людей, живущих на улицах, в один рад с теми, кто шляется по концертным залам и синагогам, по клубам, где белые баловни судьбы устраивают аукционы изысканных вин или автографов знаменитостей, бросая пару долларов в кружку бойскаута. Я говорю о еде. Еде для голодных, что живут в одном городе с вами. Еде для младенцев, которые, пока вы делаете миллионы, кричат по ночам от голода. Как насчет просто еды?

Он смотрел на меня. Я смотрел на аккуратную стопку бумаг. Врать было нельзя.

— В городе есть сеть общественных кухонь, — продолжал Мистер, — там бедняки и бездомные могут подкрепиться. Сколько денежек твои приятели передали этим кухням?

Хоть один из вас?

— Передали, но не напрямую, — начал я. — Некоторые благотворительные организации...

— Заткнись! — Он поднял пистолет. — А приюты, где мы спим, когда на улице мороз? Сколько ночлежек числится в твоих бумагах?

— Ни одной. — Находчивость мне изменила.

С пугающей стремительностью Мистер вскочил на ноги, опрокинув кресло.

— А больницы? У нас есть больнички, куда приходят доктора, честные добрые люди, тоже привыкшие к хорошим заработкам, и жертвуют своим временем, чтобы облегчить страдания неимущих. Денег за это они не берут. Раньше правительство помогало платить арендную плату, подкидывало медикаменты и оборудование. Но теперь чиновники про нас забыли. Сколько вы отдали больницам?

Рафтер взглянул на меня так, будто я должен был найти выход. К примеру, покопаться в бумагах и с внезапным удивлением вскричать: «Черт возьми, гляньте-ка! Оказывается, кухням и больницам мы передали полмиллиона долларов!»

На моем месте он бы так и сделал. Однако на моем месте был я, и мне вовсе не хотелось получить пулю в лоб. Мистер Далеко не такой идиот, каким кажется.

Он подошел к окну.

— Копов-то понагнали.