Абсолютная Энциклопедия. Том 2   ::   Диксон Гордон

– Что ж, тогда это все, что мы хотели знать, – сухо сказал его отец. – Мы благодарим вас за ваше сообщение.

– Значит, получается так. – Это заговорил его дядя, обычно дружелюбное и открытое лицо которого стало теперь совсем другим. Он превратился в точную копию своего вечно угрюмого брата-близнеца. – Уильям Сетанский, руководитель управления и убитый связист. Вот те, на ком лежит ответственность за все, что произошло.

– Руководителя управления осудили и уже казнили в Доннесворте, – сказал Бродский. – Многие его люди тоже погибли.

– Тогда остается только… – начал его дядя, но тут вмешался его отец:

– Сейчас не стоит выискивать виновных. Такова наша жизнь, подобные вещи в ней случаются.

Услышав эти слова, Хэл почувствовал сильное смятение. Но тогда он не сказал ничего, видя, что его дядя замолчал и все члены семьи поднялись на ноги. Его отец протянул офицеру руку, и тот пожал ее. Они на мгновение задержали рукопожатие.

– Благодарю вас, – снова повторил его отец. – Вы сможете остаться, чтобы присутствовать на похоронах?

– Я хотел бы остаться, – ответил офицер. – Но вынужден извиниться перед всеми за то, что не смогу. К нам все еще продолжают возвращаться раненые.

– Мы понимаем, – сказал его отец.

…Дверь конюшни со скрипом отворилась, и образы событий предыдущего дня исчезли. Осталось лишь ощущение сильнейшего холода, как будто его вморозили в глыбу льда. Он издали почувствовал, что по проходу между стойлами к нему направляется его дядя.

– Эй, парень, ты что здесь делаешь? – спросил дядя озабоченным тоном. – Твоя мать беспокоится о тебе. Пошли в дом.

Хэл не ответил. Его дядя, вдруг нахмурившись, наклонился к нему, а затем опустился на колени, так, что их лица оказались на одном уровне. Пристальным взглядом он посмотрел ему в глаза, и внезапно в этом взгляде отразились боль и глубокое потрясение.

– Ах ты, мой мальчик, – прошептал дядя. Хэл почувствовал, как большие, сильные руки обхватили и крепко сжали его окоченевшее тело. – Ты еще слишком молод для таких вещей. Тебе еще пока рано вставать на этот путь. Оставь это, парень, слышишь? Приди в себя!

Но слова доходили до него словно откуда-то издалека, как будто они предназначались не ему, а кому-то другому. Из глубины охватившего его холода он, не отводя глаз, смотрел на своего дядю.

– Довольно, – услышал он свой собственный голос. – Это больше не должно повториться никогда. Я найду их и остановлю. Их всех.

– Мальчик… – Дядя прижал его к себе, словно пытаясь согреть маленькое тельце своим собственным жизненным теплом. – Приди в себя, очнись…

На некоторое время стало так тихо, как если бы его дядя разговаривал с кем-нибудь другим. Но в следующий момент, спустя буквально несколько секунд, холод стал уходить из его тела. Все еще находясь в полубессознательном состоянии от только что пережитого эмоционального стресса, он, подавшись всем телом вперед, припал к дядиному плечу и, как во сне, почувствовал, что тот берет его на руки, словно уставшего младенца, и несет прочь из конюшни…

В очередной раз он, пробудившись, понял, что находится в своей камере. На мгновение ему показалось, что он снова здоров, но анестезирующее воздействие недавнего бесчувствия тут же прошло, и у него начался приступ такого неудержимого кашля, что некоторое время он совершенно не мог дышать. Панический страх, подобно стервятнику, опускающемуся с неба, распростер свои крылья над его головой, и в течение не правдоподобно долгой минуты Хэл безуспешно пытался вновь обрести дыхание. Когда он сумел наконец откашляться и освободить легкие от мокроты, ему сразу же показалось, что теперь он снова может свободно и глубоко дышать.