Гончаров и кровная месть   ::   Петров Михаил

она долго не могла привыкнуть бить по голове окровавленную, беззащитную лисицу, что заходилась в истеричном, предсмертном лае с обгрызаной до кости лапой, надежно зажатой варварским капканом. Первый раз она сама заревела, завыла от жалости и неновисти обреченному зверю, его живой красоте, ещё неистовей раскалывая ему череп специально придуманной для этого дубинкой.

Сегодня петли и капканы были пусты, впрочем как и неделю назад. Толи зверю надоело умирать в одних и тех же известных ему местах, толи просто он поменял место проживания.

Пурга затихла, успокоилась тайга, скоро останется неясный грозный шепот, напоминающий о постоянной опасности и, чтобы избежать её нужно немедля возвращаться в землянку.

Но ещё двое двигались по тайге, вкрадчиво и осторожно обходяи отрезая путь назад. Почти неслышно перемещаясь по рыхлому снеггу обменивались какими-то лишь им известными знаками. И те знаки ничего хорошего никому не предвещали. Холодными волчьими глазами они следили беспощадно. Двое встали во весь рост и, уже не таясь, страшно пошли на них.

- Мамка, мне страшно, бежим скорее, они же побьют нас, - тихо, неслышно сказала Танька, беспомощно озираясь по сторонам.

Жуткий, тошнотворный страх такой, что захотелось помочиться, паучьими лапами скрутил мать. Непроизвольные волны дрожи сотрясая тело накатили на нее. Не то что бежать, она не могла двинуться. Единственное на что хватило сил, рожденных материнским инстинктом, это притянуть к себе и прикрыть ревмя ревущую Таньку. Потом она неотрывно, вопрошающе смотрела в мерзкие стариковские глаза, что придвинулись к ней вплотную, улыбаясь ласково и нехорошо.

- Куда это девоньки в непогоду путь держите? - Дружелюбно ощерился длинный, беззубый старик, кладя меховую рукавицу ей на плечо. Его товарищ, почти вплотную стоял за её спиной.

- В деревню, честное слово, мы не скажем, что вас видели. Правда, дедушка.

- Хе-хе, а я и не дедушка, голубка ты моя, тебе я ровня. Дедушкой меня лагеря да товарищ Сталин сделали. Голубица, а долече до деревне-то будет?

- Не больше километра, - опять соврала она, - да не реви ты, дедушка добрый, нас не тронет, - старалась она своей доверчивостью приручить старика.

- Ну-ну, неопределенно протянул он, - а от куда ты путь держишь, голубица, по какой надобности?

- К мужикам на повал ходили. Тут вот они, обед носили, - уже с отчаянием врала Иоанна. - Отпустите нас мужики, не делайте худого.

- Врешь ты все, бабонька, нет тут никаких мужиков и деревни нет, ласково пропел старик.

Переставшая реветь Танька испугано уставилась на него темной синью обреченных глаз. Стариковская рука уже без руковицы приподняла её подбородок.

Иваннна замерла, готовясь вцепиться в неё зубами.

- А сколько годков твоей дочурке? Целочка наверное. Ишь ты, зверьком смотрит, може мее. . .

- Да мало ей, мало, совсем ещё дитя, - лепетала Иванна, - просяще глядя собакой в глаза деда, - Еще и десяти ей нет. А вы. . . Если что. . . меня. . . Я молодая меня муж любит. . . Я вам все хорошо сделаю. . . Никто не узнает. . . Мы никому не расскажем. . . У меня доченька умница. . . Я. . .

- Как Чижик, уважим бабу? - Ухмыльнувшись, ответил старик, - а молода-то она, помягче, приятственней будет.

Иванна, упав на четвереньки, закрыла собою дочь, собачьим оскалом зары чала.

- Не дам никому, не дам, скоты. . . - вдруг приподнялась на колени, сдернула полушубок и, безобразно улыбаясь, тоскливо заскулила.

- Мужики, товарищи, давайте меня, я хорошая, вот увидите.

- Да не кричи ты, голубица, уважим, уважим твою просьбу, я же сказал. А ты. . . Чижик, не пугай женщину. Все добровольно. Так ведь, голубица? Давай-ка вот тут. . . От тут под елочкой. Чижик, стели телогрейку. Да и ты, бабонька, тебя как зовут-то? - суетился старик, хитро подмигивая Чижику.

- Анна, - отрешенно ответила она, снимая полушубок и накрывая им свой эшафот.