Альбинос   ::   Майринк Густав

Вначале на волосы – брови, ресницы, шевелюру – накладывают пропитанную жиром папиросную бумагу. Лицо смазывают маслом, чтобы готовая форма легко снялась, ложатся на спину и вдавливают затылок в чан с влажным гипсом. Потом слой гипса, толщиной с кулак, накладывается на лицо, так что голова оказывается заключенной в большой ком. После того, как масса затвердеет, места сращения надбивают – и вот вам полая форма для множества великолепных отливок.

– Но ведь непременно задохнешься, – сквозь слезы проговорила девушка.

Сатурнилус засмеялся:

– Разумеется, но, чтобы этого не случилось, в рот и ноздри вашему избраннику, перед тем как запечатать его в гипс, вставят специальные дыхательные соломинки, которые будут торчать над поверхностью гипса. – И чтобы лишить Беатрис последних сомнений, он громко крикнул в соседнюю комнату:

– Маэстро Иранак-Кассак, вы там надолго? И не причиняет ли это боль?

Мгновение царила полная тишина, потом откуда-то издали – из третьей или даже из четвертой комнаты – донесся глухой, как сквозь толстый платок, голос:

–  Мне-то, уж конечно, нет! Ну, а что касается отважного господина Корвинуса, то он вряд ли будет жаловаться, хе, хе. А надолго ли? Обычно это продолжается не более двух-трех минут.

Голос альбиноса был как-то слишком возбужден, а в его интонации сквозило такое неописуемое злорадство, что молодые люди в ужасе оцепенели.

Ферекид сжал руку своему соседу:

– Странно, что он там говорит! Ты слышал? Меня душит какой-то безотчетный страх. Впрочем, откуда ему известно орденское имя Кассеканари – Корвинус? И ведь он с самого начала знал, зачем мы пришли!! Нет, нет – я должен видеть, что там происходит. В это мгновение Беатрис громко вскрикнула:

– Там – там, наверху, что это за белые круги – там, на стене?

– Гипсовые розетки, обычные белые гипсовые розетки, – успокаивал ее Сатурнилус, – я их тоже заметил – сейчас как будто посветлее, да и наши глаза уже привыкли к темноте… – Он поперхнулся: грохот от падения чего-то тяжелого прокатился по дому.

Стены задрожали, и белые розетки, сорвавшись вниз, покатились по полу со звонким эхом глазурованной глины, потом забились в агонии – и все стихло.

Гипсовые отливки искаженных человеческих лиц и посмертные маски лежали на полу и, застыв в немых гримасах, созерцали потолок пустыми слепыми бельмами.

Из ателье послышался бешеный шум: кто-то яростно топал, столы и стулья летели в разные стороны.

Грохот…

Треск, как будто в щепы разносили дверь, как будто какой-то одержимый в смертельных судорогах крушил все вокруг, в отчаянии прокладывая себе путь на свободу.

Оглушительный топот, потом удар – столкновение – и в следующую секунду тонкую фальшивую стену пробил какой-то светлый бесформенный ком – голова Корвинуса в окаменевшем гипсе! Вздрагивая, она, казалось, излучала призрачное белое мерцание. Тело и плечи застряли в переплетении реек.

Чтобы помочь Корвинусу, Фортунат, Сатурнилус и Ферекид одним махом высадили дверь – но никакого преследователя там не было.

Корвинус, застряв в стене по самую грудь, бился в конвульсиях.

Его ногти в смертельной судороге вонзались в руки друзей, которые, ничего не соображая от ужаса, пытались ему помочь.

– Инструменты! Что-нибудь железное! – ревел Фортунат. – Надо разбить гипс – он задохнется! Чудовище вытащило дыхательные соломинки… и запечатало гипсом рот!

Молодые люди носились по комнате, лихорадочно хватаясь за рейки, ножки стульев…

Все напрасно!

Скорее треснул бы гранитный монолит…

Несколько человек обыскивали сумрачные комнаты в поисках альбиноса – спотыкаясь и падая, проклиная его имя, сметая все на своем пути.

…Тело Корвинуса уже не шевелилось.

В немом отчаянье обступили его братья.