Арахно. В коконе смерти   ::   Овчинников Олег

— Про машинки.

— Ну хоть с ценой я угадал!

Желтозубая улыбка Бориса вызвала у Анатолия злорадную мысль: «Жаль, что во времена ТВОЕЙ молодости не существовало зубной пасты „Поморин"», следом за которой пришло смущение и потребность оправдаться.

— Я же не виноват, что мне нравится возвращаться в прошлое? — В вопросе таилось сомнение. — В детство…

— Тебе бы не помешало хоть изредка возвращаться в настоящее время. В нормальную, взрослую жизнь. Мал ты еще, сынок, чтоб ностальгировать. Так там у тебя только про машинки или?..

— Нет, — с облегчением признал Толик. — Там еще про одного мальчика…

— Девятилетнего?

— Естественно.

Девятилетние мальчики давно стали, если можно так выразиться, фирменным знаком Анатолия. Первые два раза это получилось случайно. Просто для развития сюжета требовался ребенок, он и вставил — мальчика. Оба раза почему-то девятилетнего. Внимательный Борис отловил такой момент и посоветовал культивировать. Даже если какой-нибудь фрейдист-любитель заподозрит в чем таком, предрек он, на популярности это не скажется. Разве что в положительном смысле… Ни в чем «таком» Анатолий себя, конечно, не подозревал, более того, все, что нужно, знал о себе доподлинно, так что мальчики после этого разговора стали появляться в его рассказах с фатальной неизбежностью. Когда естественно, сами собой, а когда и по принуждению, на грани притянутости.

— И что мальчик? — поторопил Борис.

— На его любимом подоконнике поселился паук. Мальчик… Димка хотел от него избавиться, но узнал от бабушки, что пауки приносят счастье, и передумал. Стал его кормить, тренировать, заботиться…

— Как вдруг… — Борис, как всегда, предугадал поворот в сюжетной линии. «Ему бы штурманом работать на трассе Париж-Даккар», — с завистью подумал Толик.

— Да, из командировки вернулся папа мальчика. Рано утром, когда все домашние спали. И навел порядок по-своему, по-военному.

— И?..

— Бабушка в то утро так и не проснулась.

— Мир праху, — сказал Борис и одобрительно заметил: — В твоем стиле.

— А позвольте полюбопытствовать, — встрял П…шкин, — старушка покойная по какой линии проходила?

«И чего тебе не сиделось в твоей турбореальности?» — мысленно вздохнул Толик, однако ответил серьезно:

— По маминой.

Как он и опасался, лысый турбореалист немедленно принялся хихикать, приговаривая:

— Я так и думал… Остроумно! Самый простой способ избавиться от тещи. Надо будет вечером пройтись метелочкой по углам. — Он быстро достиг пароксизма веселья, еще раз дрогнул кадыком и сказал: — Извините. Просто смешно иногда становится, как подумаешь, до какой степени готов прогнуться наш брат писатель. Только вы не думайте, я не вас имею в виду.

«Что за, с позволения сказать, человек!» — взглядом телеграфировал Анатолий Борису. Он считал так: раз уж сидишь вместе со всеми по уши, допустим, в еде, так хотя бы помалкивай. Не порть аппетит окружающим.

«Не обращай внимания», — также взглядом ответил Борис.

Оба вздохнули.

— А ты, Борь, — неловко начал Толик. — Сам-то что принес?

— Кто же обсуждает не изданное? — Борис хитро подмигнул. — Можно ведь и сглазить.

В этот момент из щукинского кабинета выпорхнула поэтесса Кукушкина.

— Мальчики! — расплылась в улыбке она, а Толик, и без того чувствовавший себя неуютно, смешался окончательно и едва не покраснел, вспомнив, как тряслись в зажигательном ритме «техно» ее острые, почти треугольные груди. — Кто следующий в абортарий?

Борис поднялся с диванчика под одобрительный выдох пружин.

— Давай-давай, — напутствовала Клара.