Армагеддон -3   ::   Дедюхова Ирина Анатольевна

Он молча поднялся с женщиной, закрывшей ладонями красное от стыда лицо, и, обхватив ее за плечи, повел подальше от гремевшей ведром уборщицы. Бог мой! Флик действительно баба! И с этой бабой надо тащиться через всю страну куда-то в гору… Что скажет Седой, когда их найдет? Так, стоп! Хорош психовать… Раз они на вокзале, значит, добираться надо поездом… На восток! Поезд идет на восток! Точно! На самый Дальний Восток!

— Не реви, Флик! С кем не бывает? Не повезло, конечно. Опять. На платок, вытрись! И с чукчами не грузись пока. Только чукчей нам здесь не хватало. Пошли отсюда, билеты надо брать! — решительно сказал Ямщиков и повел в кассовый зал зарыдавшую в голос женщину.



ПИСЬМО

Только чукчи здесь Поройкову не хватало. Выследил, видно, их с Пальмой у поворота на Верхний Поселок. Щурясь на солнце, Поройков из-за штакетника наблюдал, как чукча подошел к Пальме, караулившей почтальоншу посреди дороги на Нижний Поселок, и что-то спросил у нее на своей тарабарщине. На удивление Пальма не окрысилась, а вполне внятно для узкоглазого гаденыша повернула голову в сторону заброшенной бани, где у поваленного штакетника прятался от ветра Поройков. Чертыхнувшись, старшина вышел из своего укрытия на дорогу.

— Чо тебе надо? — издалека заорал он привязчивому узкоглазому человеку. — Чо ты тащишься за нами?

— Здрастуй! — искренне обрадовался ему чукча. — От развилки на Анкалын по вашему следу иду! Тебя мне надо, парень!

Поройков молча рассматривал молодого, стриженного в кружок паренька в глухом ирыне, подпоясанном ремнем. На ремне у чукчи, кроме короткого ножа, висел полный кисет.

— Закурить дашь? — жадно спросил Поройков.

—

Кури, парень! Я сам пока не курю, для хороших людей ношу, — радушно ответил паренек, подавая кисет.

Со стороны Верхнего Поселка послышался звук громкоговорителя, вывешенного на столбе перед сельсоветом: "От советского Информбюро… В последний час". Поройков непроизвольно напрягся, прислушиваясь к обрывкам фраз. Хорошо, что хоть диктор внутри «лягушки» не был чукчей. Над сопками, покрытым заснеженным лесом, разносился сильный мужской баритон. Внятно, с отличной дикцией, не шепелявя, не проглатывая на местный манер слова, диктор торжественно зачитал: "Сегодня, 9 октября 1943 года, войска 56-й армии выбили врага с северо-западной части Таманского полуострова, завершив тем самым освобождение Северного Кавказа. Новороссийская наступательная операция успешно завершилась!"

Поройков в последний раз глубоко затянулся и с раздражением бросил самокрутку в снег. Отсыпав немного табаку в свой кисет, он вернул кожаный мешочек, благодарно кивнув чукче, внимательно слушавшему радио. Повторного заявления на фронт писать смысла не было. Люди воюют, а он, хуже пса цепного. Доносы на начальство пишет… Если почтальонка так и не выйдет к сельсовету, надо срочно возвращаться назад, иначе до темноты в лагерь не успеть. Возвращаться в потемках Поройков не решался даже с Пальмой. Каждый раз, проходя лесом мимо сопки, к которой зэки ОЛП N45 тянули ветку по насыпи, Поройков испытывал необъяснимый ужас. Будь он собакой, он бы, как Пальма, вздыбил от страха шерсть на загривке и, прижавшись к ноге, плотно поджал хвост под брюхо.

— Ты в газете читал про чукчу-летчика? — простодушно спросил паренек отвернувшегося в сторону Поройкова. — Елков Тимофей Андреевич, а по-нашему — Таграй. Он из поселка Улэн. Служит в 566-м штурмовом авиационном полку 13-й Воздушной Армии. Я все запомнил! В Красной Яранге про него висит вырезка из газеты — "Воздушный каюр"!

Поройков только сплюнул в сторону, с тающей надеждой взглянув в сторону Нижнего Поселка.

— Напрасно ты туда смотришь, парень, письма от вас никто не носит, хе-хе, — догадливо заметил узкоглазый паренек.