Без изъяна   ::   Логинов Святослав

Дома Пахом Авдеич выгнал из избы жену и позвал:

- Злыдня, подь сюды!

Была в глубине души опаска, что злыдень обманет. В сказках так обычно и бывало, и на этот случай Куваротов заранее придумал, как пустит по миру разбойника Палея. Прежде всего попа пригласит или схимника построже, беса изгнать, а дальше - дело нехитрое. Однако обошлось без обмана, злыдень явился по первому зову.

- Ну-ка, покажь свое умение! - приказал Куваротов для начала.

- Говоришь, Палейке курицу с барского стола приносил? А мне принеси такое, что баре только в праздник едят!

- Ну, это, как говорится, службишка, такое я в две минуты спроворю.

Вернулся и впрямь через две минуты с большим сотейником на воздетых руках.

- Извольте кушать, Пахом Авдеич.

- Что это? - на всякий случай спросил Куваротов.

- Фрикадели под соусом бешамель, - с видом бывалого мажордома ответствовал злыдень. - Его сиятельство с супругой изволили недокушать.

Пахом вооружился деревянной ложкой, выловил одну фрикадели-ну, отправил в рот.

- Что-то они кислят…

- Как же иначе? Четвертый день блюдо на леднике стоит, пора бы и закиснуть.

- Чем ты меня накормил, стервец! - взревел Пахом, отплевываясь. - Шкуру спущу и заместо козьей на барабан натяну!

- Па-адумаешь!.. - в тон ответствовал злыдень. - Господская жратва ему не понравилась… Ну, с изъянцем, так я тебя предупреждал.

- Погодь, - сказал Куваротов, перестав плеваться, - а сковорода никак серебряная?

- Верно, - постно согласился злыдень. - Баре завсегда на серебре кушать изволят.

- Черт с тобой, - проворчал Пахом, вываливая прокисшее яство в помойное ведро. - Не еда, так сковорода, но я своего не упущу.

- Барыня хватится сотейника, повара выпороть велит, лакей за воровство на каторгу пойдет.

- А мне что за дело?

- Грех на тебе.

- Ты свои грехи считай, а я свои как-нибудь отмолю.

- Давай отмаливай. Только смотри, как бы лоб не намозолить, молившись.

- Ты поразговаривай еще, как раз кочерги отведаешь.

- Не попадешь, - равнодушно сообщил злыдень, усевшись на шестке, где хозяйка выставила сушиться корчаги для молока. - А посуду собственную переколотишь.

- Ну, работничка бог послал! - проворчал Пахом. - Ты ему слово, он тебе десять…

- Меня никто не посылал! - завопил злыдень. - Я сам пришел, на твои посулы купившись. Кто меня кормить обещал?

- Вон, фрикадели тухлые в поганом ведре плавают, - не остался в долгу Куваротов. - Сам приволок, сам жри.

- Благодарствую за угощение, хозяин, - подпел злыдень, кланяясь.

- Хватит болтать, - осадил нечистого Куваротов. - Вот тебе другое задание. Принеси-ка ты мне клад, да такой, которому хозяев уже не сыскать. Старинный чтобы был.

- Где клад лежит - знаю, а принести не могу, - злыдень распушил кисточку на хвосте и принялся выбирать из нее воображаемые соринки.. - Не мое дело - землю копать. Хочешь, место укажу, а копай сам.

- Поди, заговоренный клад, - догадался хозяин, - так просто и не взять?

- Заговоренные клады только в сказках бывают, а у нас простые. Всего делов - взял заступ да выкопал.

- Далеко идти?

- Не, туточки он. За деревней - жальник, там он и закопан.

- Тогда пошли.

Жальник - насыпной курганчик неведомых времен, находился поблизости. Когда-то он был разрыт, да ничего не нашли гробокопатели, кроме угольев да битых черепков. Однако разговоры, что лежит там золотой посуды сорок пудов и яхонтов полпуда, не утихали. Приписывали клад разбойнику Кудеяру, хотя кто таков Кудеяр, сказать уже никто не мог.

Злыдень привел Пахома не к самому жальнику, а малость в сторону, где возле старой грудницы никому не приходило в голову ворошить землю.

- Тут он.

- И глубоко зарыт? - спросил Пахом, оглядывая груду стащенного с окрестных полей камня.

- Как положено, три аршина.

- А это, часом, не могила?

- Нет, клад чистый. Ты еще радуйся, что он тут, а не под самой грудницей.