Бич Нергала   ::   Эйлат Гидеон

Через дюжину шагов свод пещеры резко заломился кверху, стены раздались, открывая путникам широкий подземный зал. Напротив входа стена была наклонной; вырубленные человеческими руками ступеньки, чередуясь с природными выступами, вели к большому отверстию, из которого в пещеру падали неяркие лучи. Справа от входа виднелась убогая кладка — несколько рядов нетесанных базальтовых и мраморных булыжников на глиняном растворе.

— Источник, — пояснил отец. Он взял сына за предплечье и подвел к рукотворной стенке, которая огибала родник и врастала краями в скалу. — А вот и отшельник.

Из рукавов холщового рубища торчали сухие коричневые кисти. От обруча на левом запястье короткая бронзовая цепь шла к массивному, в обхват, кольцу, замурованному в скалу на две трети. Цепь удерживала мертвеца в сидячем положении — не столько его облик, сколько неестественность позы навеяла на мальчика ледяную жуть. Череп, обтянутый темной лоснящейся кожей, был слегка запрокинут, глаза смотрели бы прямо на Абакомо, не будь они закрыты тончайшими пленочками век. Грязные пряди волос цвета печной золы ниспадали почти до воды.

— Поистине, он свят — его мощи нетленны. — Голос монарха вдруг зазвучал глухо, благоговейно. — В народе его прозвали Анунна, сам себя он называл Ну-Ги — тот, кто не возвратится. В юные годы он творил великие чудеса и купался в роскоши, водил в сражения армию берсерков и целые королевства повергал к своим ногам. Он вторгся в нашу страну с отрядом демонов во плоти, искуснейших воинов, готовых по одному его жесту выпустить кишки кому угодно, хоть себе. Не без помощи магии он захватил несколько крепостей, считавшихся неприступными, и осадил столицу.

И вот в ночь накануне приступа, свершая в походном шатре зловещий колдовской ритуал, он вдохнул фимиама и погрузился в глубокий транс, как учили маги его древнего и воинственного народа. В своей победе он нимало не сомневался, просто хотел заглянуть в недалекое будущее, увидеть продолжение пути, — в новые страны, еще не испытавшие на себе удар его кровавой секиры. Но вместо одной дороги он увидел две. По первой брел человек в богатом народе, но с язвами проказы на лице и багровыми струпьями на теле, источающими зловонный гной. Его встречали цветущие долины и жизнеобильные города, а провожали стылые руины, превращенные в надгробья. По второму пути шагал изможденный дервиш в лохмотьях — дорожный булыжник, осененный его дланью, оборачивался звонким жаворонком, сухая былинка — плодоносящим мандарином. Он шел через мертвые урочища — болота и солончаки, — а позади оставлял сады в цветочной кипени и луга в благоухании разнотравья.

Как гласит легенда, он просидел до рассвета, не смыкая глаз, а в полдень маленькая победоносная армия двинулась к воротам крепости. Запели флейты, заревели рога, зарокотали большие барабаны. Жители столицы не надеялись на спасение, но почти все мужчины и даже многие женщины поднялись на стены с оружием в руках, мечтая лишь об одном: подороже продать свою жизнь. Во дворце моего деда возле каждой особы королевской крови встал преданный слуга с кинжалом — чтобы избавить своего господина или госпожу от мук и унижения. Только после этого слуге дозволялось покончить с собой или погибнуть в неравной схватке.

А затем случилось нечто невиданное, невообразимое. В крепостной ров градом посыпались мечи, секиры, копья, вслед полетели тяжелые щиты, панцири, шишаки, украшенные золотыми совиными головами. Точно захмелевшие великаны, рухнули две осадные башни и жалобно затрещали, придавленные огромным тараном. Защитники крепости содрогнулись от ужаса — чужеземцы явно глумились над ними, полагаясь на свое чародейство больше, чем на оружие и доспехи. Их бы сочли безумцами — если б не зловещая слава военачальника, летевшая далеко впереди них.