Бэйсуортский отшельник   ::   Мэйчен Артур Ллевелин

Секреты настоящего шабаша — это секреты древнейших эпох, дожившие до средневековья, тайны чудовищной науки, существовавшей задолго до того, как арийцы пришли в Европу.

Мужчин и женщин, выманенных из дома под благовидным предлогом, встречали существа, достаточно подготовленные для того, чтобы сыграть — что они и делали — роль демонов. Эти демоны переносили своих жертв в пустынное и отдаленное место, известное только прошедшим инициацию. Быть может, это была пещера в склоне какого-нибудь обветренного холма, быть может — глухая чаща огромного леса; в этом тайном убежище и проходил шабаш. В самый темный час ночи там приготовляли Vinum Sabbali, и чашу с этим Граалем Зла предлагали неофитам, чтобы те причастились инфернальных тайн; как хорошо сказал один из старых авторов, sumentes calicem principis inferorum (Чашу — побежденному). Неожиданно каждый из пивших вино обнаруживал себя в обществе удивительного компаньона, существа неземной прелести, призывающего разделить с ним наслаждения, перед которыми померкла бы любая игра воображения; так на шабаше заключался брак.

Очень сложно писать о таких вещах, особенно потому, что существо, покорявшее неофита своей красотой, было не галлюцинацией, а, как ни ужасно это звучит, самим неофитом. Сила Vinum Sabbati была такова, что несколько крупинок белого порошка, брошенных в стакан воды, расщепляли саму основу жизни; троичность человеческой природы распадалась, и змей, который никогда не умирает и лишь спит в любом из нас, делался доступным и уподоблялся внешнему объекту, заключенному в покровы плоти. И тогда, в полночь, грехопадение человека повторялось и возобновлялось, и то ужасающее, что скрыто за мифом о Древе Познания, оживало.

Думаю, здесь можно остановиться. Мы оба знаем, Хаберден, что даже самые простые законы жизни нельзя нарушать безнаказанно: а за этот кощунственный акт, в котором взламывалась и осквернялась сокровеннейшая часть Храма жизни, следовало ужасающее наказание. То, что начиналось с разложения, им же кончалось».

Снизу рукой доктора Хабердена было добавлено:

«Все вышеизложенное абсолютно точно. Ваш брат во всем признался мне тем утром, когда я беседовал с ним в его комнате. Сперва мое внимание привлекла его перевязанная кисть, и я заставил его показать ее мне.

Я врач с многолетним опытом, но мне чуть не сделалось дурно от того, что я увидел; еще страшней оказалась услышанная мной история — трудно было поверить, что сие возможно. Я готов был осудить Господа за то, что он позволил такому существовать в природе, и если бы мои собственные глаза не видели всего сами, я первый сказал бы вам, что этого не может быть. Я не думаю, что мне осталось долго жить, но вы еще молоды и сумеете все позабыть.»

Джозеф Хаберден, доктор медицины

Через два или три месяца я узнала, что доктор Хаберден умер на борту корабля вскоре после того, как отплыл из Англии.

Мисс Лейцестер замолчала и патетически посмотрела на Дайсона, который не смог скрыть некоторого нетерпения. В нескольких путаных словах он выразил интерес к этой необычайной истории, а затем уже более уверенно сказал:

— Но, мисс Лейцестер, как я понял, у вас были какие-то неприятности? Кажется, вы просили меня чем-то вам помочь.

— Ах да, — сказала она. — Я и забыла. Мои собственные проблемы кажутся мне такими незначительными по сравнению с тем, о чем я рассказала. Но поскольку вы так любезны ко мне, я продолжу. Трудно поверить, но некоторые лица подозревают, что я убила своего брата. Эти лица — мои родственники, и их мотивы носят корыстный характер. Они дошли до того, что установили за мной слежку. Да сэр, когда я путешествовала за границу, за мной следили, а вернувшись, я обнаружила, что и здесь за мной ведется тщательно организованное наблюдение.