Бэтти-Энн   ::   Невилл Крис

станет пилотом, или исследователем, или игроком, или автогонщиком, или еще кем-нибудь в этом роде - все из протеста против этого бессильного женского тела. (Дейв как-то пошутил: "В старших классах девушке уже пора знать, кем она хочет быть". И Бетти-Энн, искренне озабоченная, ответила: "Я бы очень хотела знать. Очень".)

Время тянулось медленно, раздражающе уныло. А потом однажды в конце ноября Билл Нортуэй, который на уроках естествознания сидел в соседнем с ней ряду, пригласил ее на рождественский бал (за целый месяц!), и она прибежала домой веселая и радостно объявила:

- Мне надо научиться танцевать!

Дейв сделал вид, что удивлен, высоко поднял брови, и в лервое мгновенье она испугалась, что он откажет. Но он кивнул и сказал серьезно, очень серьезно:

- Придется подумать.

Но она знала, что это означает согласие.

В следующую субботу она к трем часам отправилась в танцевальный класс Зоубела. Класс оказался всего-навсего комнатой над баром у самой площади, и музыка была не бог весть какая - на маленьком патефоне прокручивали старые, заигранные фокстроты. Минутами фокстрот бывал еле слышен - так ревела внизу пианола-автомат. Бетти-Энн всегда была гибкой и подвижной, она быстро усвоила сдержанную манеру мистера Зоубела, и после двух уроков загодя, каким-то чутьем угадывала каждый шаг партнера и танцевала так же легко и непринужденно, как ходила. После рождественского бала она вновь почувствовала себя счастливой, примирилась со своим телом, и оно уже не казалось ей чужим и непривычным.

Начальный курс политической экономии был первым предметом, который пробудил ее интерес; с начала второго семестра она стала жадно читать первую полосу газеты, засыпала Дейва недоуменными вопросами, и он по мере сил старался отвечать на них как можно вразумительней. Если какие-либо сообщения слишком ее огорчали, он успокаивал ее всегда одними и теми же словами:

- В конце концов, детка, мы ведь живем отнюдь не в лучшем из миров, просто ничего лучше у нас нет.

В школьной библиотеке она отыскала две книги по политической экономии, и библиотекарша мисс Стими спросила:

- А не слишком ли это серьезное чтение для тебя, Бетти-Энн? Может быть, возьмешь лучше какую-нибудь приключенческую книжку?

- Если вы не возражаете, я бы предпочла эти, мисс Стими, - ответила Бетти-Энн.

И мисс Стими - старый друг их семьи, она была очень привязана к девочке - сказала в ответ:

- Ну конечно, детка, раз тебе хочется, возьми.

...За лето увлечение общественными науками угасло. А к началу следующего года она загорелась новой идеей. Она станет доктором, а если не сумеет - медицинской сестрой. Решение свое она обсудила с Дейвом. Он согласился, что дело это стоящее и благородное.

- Но у тебя впереди еще много времени, успеешь все решить, - сказал он, и ей показалось, что этим он отказывается от своих прежних слов.

Джейн видела, что Бетти-Энн растет идеалисткой, понемногу ее поощряла, но, как и Дейв, весьма сдержанно. Оба они не хотели, чтобы идеализм этот чересчур разросся - ведь тогда грубая и беспощадная жизнь неизбежно его сокрушит; не стоит Бетти-Энн слишком многого ждать от мира - разочарование ожесточит ее.

- Столько всего можно сделать! - восклицала Бетти-Энн. Столько есть дел, которые просто необходимо сделать!

А Дейв говорил:

- Общество - штука сложная. И многое, что на первый взгляд просто, на самом деле совсем не просто.

- Быть доктором просто, - возражала Бетти-Энн.

- Это зависит от того, что ты за человек, - говорила Джейн.

Она опять начала рисовать, работала старательно, кропотливо, по большей части пером, но рисунки получались абстрактные, понятные только ей самой, для всех остальных они были лишены смысла, и, едва закончив рисунок, она его сжигала.