Бронзовый грифон   ::   Русанов Владислав

— Такие, как он, порочат высокое имя Императорского аксамалианского университета!

— Такие, как он, прославят его имя, если гороскоп оправдается хотя бы на треть.

— Коллеги, коллеги! Хватит препираться! Нам надлежит принять решение по экзаменационной работе фра Антоло, а не предопределять его дальнейшую судьбу.

— Тем паче что он сам ее определил! — Гусь брезгливо отбросил пергамент.

— Пусть так. Прошу, тем не менее, высказываться. Мэтр Гольбрайн.

Профессор вздохнул, подергал себя за нижнюю губу.

— В целом я бы оценил работу на «хорошо». Наличие ряда незначительных неточностей, должен признаться, ухудшает впечатление от выполненной работы. «Хорошо»!

— Мэтр Носельм.

— «Неудовлетворительно»! Эти, с позволения сказать, неточности способны так исказить истину… Мне думается, речь следует вести не о неточностях, а о грубейших ошибках, выдающих полнейшую несостоятельность экзаменуемого!

— Спасибо, мэтр Носельм, — декан кивнул. — Ну, а теперь скажу я. Я доверяю вашему наметанному глазу, коллега… — Поклон мэтру Гольбрайну. — И охотно разделил бы ваш праведный гнев, коллега… — Поклон Носельму. — Увы, слишком часто в последнее время мы выпускаем студентов, не вполне соответствующих высоким требованиям, предъявляемым Империей Сасандры. Увы… Но в данном случае, мне кажется, выпустив фра Антоло, мы ничем не ущемим интересов державы. Мальчик показал себя прекрасным геометром и арифметиком… Да, низкий результат в музыке. Но, должен признаться, не каждому это дано — все в руках Триединого. Что же касается астрономии — даже сомнительный результат свидетельствует об определенных познаниях фра Антоло. Что, собственно, подтверждает и мэтр Гольбрайн. Думаю, его работу можно оценить на «удовлетворительно» и поздравить мальчика с окончанием подготовительного факультета. Будут еще возражения?

Несколько мгновений мэтр Тригольм буравил профессоров пристальным взглядом.

Гусь скорчил недовольную физиономию, но смолчал. Мэтр Гольбрайн, усмехнувшись в усы, прошел через аудиторию и широким жестом распахнул дверь, приглашая волнующихся в коридоре студентов.

Фра Корзьело, владелец табачной лавки на углу площади Спасения, не скрывал того, что он полукровка.

Да и попробуй скрой, когда кожа вдвое смуглее, чем у любого каматийца, как бы их ни дразнили в столице Сасандры «чернозадыми». Вот, кстати, особенность сознания толпы! Как бы имперские чиновники и жрецы ни превозносили равенство всех народностей, входящих в состав Империи, все равно то и дело вспыхивали драки между табальцами и гоблами, между барнцами и каматийцами. А уж если девушка вздумала выйти замуж за купца, приехавшего из заморской Айшасы, то обмазанные дегтем двери семье обеспечены в девяноста девяти случаях из ста.

Правда, в той же Айшасе, откуда родом был отец фра Корзьело, смешанные браки тоже не приветствовались. Да что там не приветствовались! Попросту презирались. Но там, по мнению почтенного лавочника, по крайней мере, никто не лицемерил. Ни король, ни жречество, ни народ. Белокожий? Пожалуйста! Живи, но в особом квартале. Торгуй, но плати налога вдвое больше от темнокожего айшасиана. Не вздумай осквернять храмов своим присутствием, и похоронят тебя за городской стеной. А так — делай что хочешь. И никаких погромов.

Уважаемый купец Джи-Деланн предпочел жить среди презираемых им белокожих ублюдков с севера. В богатой Мьеле, снаряжая корабли с каматийским вином на родину. К сожалению, пираты острова Халида превратили в пшик прибыльное дело айшасианского купца, а прокатившаяся по южным областям Каматы тридцать семь лет тому назад бубонная чума извела едва ли не под корень его многочисленную семью. Выживший по странной случайности Корзьело по стопам отца решил не идти. Хотел вернуться на родину, продав остатки вина со складов и виллу под Мьелой, содержать которую все равно не мог.