Агония страха   ::   Март Михаил

Одна табуретка изображала стол, где стояла тарелка с фруктами и немытый стакан, на второй он иногда сидел. Пустые бутылки приходилось выбрасывать, иначе не оставалось бы прохода между кроватью и стеной. Крохотное окошко выходило в сад, а дверь — во двор, там был умывальник с отколотым куском зеркала, прижатым к доскам гвоздями, и общий на десяток сараев сортир. Журавлев не был человеком привередливым, и его все устраивало. Гостей он к себе не водил, а сам появлялся здесь, чтобы проспаться перед вечерней вылазкой в город.

Скинув с себя костюм, он облился разогретой водой из умывальника, сел в плавках на кровать и высыпал содержимое сумки на простынь, предварительно вынув бутылку с остатками шампанского и фужер.

Содержимым Журавлев остался доволен. В бумажниках лежали деньги — в одном триста долларов, во втором двести шестьдесят. Не Бог весть какая добыча, но, как компенсация за моральный ущерб, сойдет. В первом портмоне, помимо денег, находились водительские права на имя Александра Георгиевича Ромова, выданные в Санкт-Петербурге. Взглянув на фотографию, Журавлев вспомнил мужчину с открытым ртом, сидевшего спиной к окну, и подумал, что смерть никого не красит, при жизни тот был симпатичным мужиком. В другом портмоне лежало несколько визитных карточек бизнесменов с московскими телефонами. Пять имен. Какое из них носил хозяин кошелька, неизвестно. Скорее всего, никакое. Человек не носит собственные визитки в единственном числе. Документов среди бумажек не имелось. Правда, об имени жертвы можно было догадаться по портсигару, изъятому из того же кармана. Выгравированная надпись гласила: «Валерию Юрьевичу от сотрудников в день сорокалетия».

Сотрудники не поскупились на подарок, портсигар имел пробу «783» и весил солидно. Такая штука стоит недешево, если она золотая, а не позолоченная. Работа старинная, качественная. В антиквариате Журавлев знал толк, он только не мог понять, зачем носить с собой такие вещи на курорте. Тут и зажигалочка валялась под стать портсигару, и ключи от машины «опель», а также ключ от номера гостиницы «Ялта». Сомнений не оставалось, это гусь высокого полета. Но о нем он ничего не знал. Он только вспомнил, что пожалел о дорогом испорченном костюме. Имени и отчества слишком мало, чтобы дать характеристику человеку. Журавлев был неплохим физиономистом, однако лицо мертвеца покоилось в тарелке с лечо. Он взвесил на ладони ключ от 725-го номера гостиницы «Ялта» и решил, что этот ключ не только от двери приморского отеля, но и от тайны личности, которая его заинтересовала.

«Необычный расклад, — подумал Журавлев. — У одного покойничка документы на „вольво“, у второго ключи от „опеля“, а возле дома стоял ярко-красный „фиат“, и он вряд ли принадлежал старушкам за забором».

Женские сумочки оказались более разговорчивыми. Очевидно, обе женщины жили вместе. У обеих нашлись квитанции об уплате курортного налога и временная прописка по улице Кирова, двенадцать, квартира восемь. Маленькие записные книжечки с карандашиками, остальное парфюмерия. Только в одной из сумочек были ключи, что подтверждало версию о том, что подружки жили вместе.

Из квитанций можно было понять, что искательницы приключений приехали из Минска. В миниатюрных кошелечках хранились только украинские гривны, да и тех хватило бы на пару коктейлей в приличном кабаке. А судя по записям, сделанным в записных книжках, девочки знакомились не только со столичными донжуанами, но и периферийными не гнушались. Тут хватало пяти — шести — и семизначных номеров телефонов, а имена стояли только мужские. Коллекция небедная за две недели со дня прописки. Журавлев это понял по тому, что книжечки были куплены в Крыму, — на них стоял знак типографии Симферополя. Вряд ли в Минске торгуют крымской канцелярией.