Игра в гестапо (Игра в гестапо - 2)   ::   Гурский Лев

Курочкин сделал несколько осторожных шагов от двери, стараясь поаккуратнее обойти непросыхающее смоляное пятно. Поближе к пятну была нарочно подведена лампочка поярче, дабы люди случайно не повторили судьбу мух, попавших на липучку. Откуда взялась смола в подвале, никто уже не помнил за давностью лет. Зато все помнили историю о том, как застрял в липучке инспектор пожарной охраны и как на инспекторе потом проверяли действенность сказки про Репку. Мышкой повезло быть Дмитрию Олеговичу. Общими усилиями инспектор был спасен и с тех пор зарекся проверять их подвал на предмет возможного возгорания: не исключено, он даже в душе надеялся, что пленившее его пятно когда-нибудь воспламенится, и тогда инспектор будет отомщен.

- Владимир Иванович... Дядя Володя, отзовитесь, - уже вполголоса произнес Курочкин.

В ответ по-прежнему - тишина, если не считать мерного плеска в трубах. Из правой трубы, вероятно, что-то выливалось, в левую - что-то вливалось. Не хватало только бассейна и самого сантехника. "Будем искать", - грустно подумал Дмитрий Олегович и двинулся осматривать катакомбы. Он всегда инстинктивно побаивался этих подвальных лабиринтов и стремился по возможности пореже забредать сюда. И вот стараниями супруги Валентины и, в особенности, лекарства энкарнила он все-таки здесь - весь вечер у ковра. В смысле, у смоляного пятна.

Проходя по коридору мимо труб, Курочкин бдительно озирался и бросал взгляды во все закоулки. Отсутствие дяди Володи на рабочем месте было недопустимо. Хорошо еще, у Дмитрия Олеговича в квартире просто засорилась ванна, а если бы, допустим, сорвало резьбу с горячего крана, что тогда?

Вопрос остался без ответа. Зато к плеску в трубах прибавился незнакомый звук. Курочкин повернулся на звук - и застыл. Из полумрака материализовалась темная фигура, в руке у фигуры что-то недружелюбно поблескивало.

- Хальт! - тихо скомандовал незнакомец.

Одет он был в черный мундир со свастикой на рукаве, с серебристыми лычками и орлом в петлице. Ноги были обуты в блестящие сапоги, голова упрятана под фуражку с мертвой головой на высокой тулье. Погоны Дмитрий Олегович не рассмотрел, да и не разбирался он в фашистских знаках различия.

- Шпрехен зи дойч? - шепотом спросил Курочкин, слабо припоминая школьные уроки немецкого.

Гость из прошлого выглядел молодо, почти пацан.

- Дойч? - задушевно переспросил он. - А как же, шпрехаю. Айн бисхен. И по-русски тоже могу... Потолкуем, папаша?

В этом предложении потолковать было столько ласкового садизма, что Курочкин, не раздумывая, бросился наутек.

2

Стоит возрасту приблизиться к пятидесяти, как человек вдруг начинает задавать себе безжалостные вопросы. Отчего он не сокол, не полководец, не Шопенгауэр или Достоевский? Почему за столько лет не удосужился выучить ни одного иностранного языка, кроме латыни? По какой причине не испытал ни разу тот самый знаменитый австрийский шампунь, от которого волосы делаются мягкими и шелковистыми? (Теперь уж поздно...) Зачем отмахивался от всевозможных полезных диет и налегал на свою любимую, но вредную для талии и для печени жареную картошку? А спорт? Какого черта он никогда не занимался классической борьбой, карате, боксом... Бегом с препятствиями, наконец?!

Последний из вопросов особенно мучил Дмитрия Олеговича, пока тот несся что есть сил по длинному подвальному коридору, хлопая шлепанцами и слыша за спиной топанье сапогов. Лишь знание географии подвала еще как-то позволяло Курочкину держать дистанцию, вовремя сворачивать то направо, то налево и брать барьеры, состоящие из труб. На бегу трудно было размышлять о нескольких вещах одновременно, поэтому Дмитрий Олегович предпочел оставить на потом сам факт появления в его родном подвале выходца из прошлого.