Четырехчасовая фуга   ::   Бестер Альфред

Почему бы вам не провести эксперимент с совершенно иным подходом?

— И чем это может быть?

— Принципом одофона.

— Одофона?

— Да. Это гамма, существующая среди запахов, как и среди звуков. Резкие запахи соответствуют высоким нотам, тяжелые — низким. Например, серая амбра соответствует фиолетовому в басах. Я могу составить для вас гамму запахов, занимающую, примерно, две октавы. Тогда вам останется лишь сочинить музыку.

— Вы положительно блестящий ум, доктор Скиэйки!

— А разве не так? — хмыкнул Скиэйки. — Но со всей честностью должен сказать, что блестящим умом мы являемся совместно. Я бы никогда не пришел к этой идее, если бы вы не бросили мне настоящий вызов.

Они вступили в контакт на этой дружественной ноте и с энтузиазмом побеседовали о своих делах, сходили на ленч, рассказывая друг другу о себе и строя планы колдовских экспериментов, в которых Скиэйки решил добровольно принять участие вопреки тому, что не верит в дьявольщину.

— И вся ирония заключается в том, что он на самом деле одержим дьяволом, — доложил Селин Бэни.

Чайрмен не понял.

— Психиатрия и дьявольщина — всего лишь разные названия одного и того же феномена, — объяснил Бэни. — Так что могу вам перевести. Его потерянные четыре часа — это фуга.

До Чайрмена все еще не дошло.

— Вы имеете в виду музыкальное произведение, мистер Бэни?

— Нет, сэр. Фуга также является психиатрическим описанием более развитой формы сомнамбулизма — хождения во сне.

— Блейз Скиэйки ходит во сне?

— Нет, сэр, все гораздо сложнее. Хождение во сне — относительно простой случай. Такой человек никогда не входит в контакт с окружающими. Можете разговаривать с ним, кричать на него, называть его по имени — он совершенно никак не отреагирует.

— А фуга?

— В фуге субъект входит в контакт с окружающими. Он может беседовать с вами. Он знает и помнит события, происшедшие во время прошлой фуги. Но он совершенно отличается от личности, каковой является в реальной жизни. И

— что самое важное, сэр, — после фуги он ничего не помнит о ней.

— Значит, по вашему мнению, у доктора Скиэйки эти фуги происходят два-три раза в неделю?

— Таков мой диагноз, сэр.

— И он ничего не может рассказать, что было во время фуги?

— Ничего.

— А вы можете?

— Боюсь, что нет, сэр. Есть предел даже моим возможностям.

— Что вы можете сказать о причине этих фуг?

— Только то, что его что-то влечет. Я бы сказал, что он одержим дьяволом, но это жаргон моей профессии. Другие могут воспользоваться иными терминами — побуждение или колдовство. Терминология тут неважна. Главное то, что владеет им, заставляет его отправляться по ночам делать… Что? Не знаю. Я знаю только, что это дьявольское наваждение, скорее всего, препятствует его творческой работе для вас.

Никто не вызывает Гретхен Нанн, даже если вы ККК, чей общий фонд делится всего на двадцать пять частей. Вы должны пройти через эшелоны ее служащих, пока, наконец, не будете допущены в Присутствие. Все эти процедуры действуют весьма раздражающе, так что терпение мистера Чайрмена полностью истощилось, когда, наконец, его ввели в мастерскую мисс Нанн, беспорядочно набитую книгами и аппаратурой, которой она пользовалась для своих исследований.

Бизнесом Гретхен Нанн было творение чудес. Не в смысле необычайностей, аномалий, из ряда вон выходящего, привнесенного сверхчеловеческим посредничеством, а скорее, в смысле ее необычайного и из ряда вон выходящего восприятия и подтасовки реальности. В любой ситуации она могла выполнить и выполняла невозможные просьбы своих отчаявшихся клиентов, а ее гонорар был так велик, что мог бы превзойти государственный доход.

Она ослепила его улыбкой, указала на стул, села напротив и сказала:

— Мой гонорар — сто тысяч.