Дарима Тон   ::   Шейкин Аскольд

Экрана на месте его уже не было. Или был? Да-да! Искрилась прозрачная пленка. Значит, Дарима Тон возвратилась?

По экрану перемещались, уходя под обрез его верхнего края, слова.

"Но что это? - с испугом подумал Зубцов. - Рассказ, написанный по способу две тысячи девятьсот девяносто восьмого года, одним из действующих лиц которого буду я? И каким же предстану я в этом рассказе? Ведущим конструктором? Героическим парнем? А если трепачом? Пьянью?.."

Он стал торопливо читать.

"Трибуны стадиона были полны. Они цвели алыми стягами. От упругих звуков оркестра вздрагивал воздух. И все тысячи восторженных взоров скрещивались в одной-единственной точке там, где на зеленом просторе спортивного поля стояла девушка в белых брюках и белом жакете, отороченном горящим, как золото, кантом.

Он знал, кто это. Знал, в какой путь она отбывает. И он видел ее одновременно как бы с двух расстояний: очень издали, в глубине чаши стадиона, но вместе с тем так, будто стоял совсем рядом с нею, и потому различал малейшие движения губ, бровей, улавливал направление взгляда, грустного и счастливого и обращенного только к нему.

И он сказал:

- Я теперь знаю свои силы, Дарима. Я приду. Прорвусь в ту эпоху, в которой окажешься ты.

- В каждом таится гений... Я верю, - без слов, как-то иначе, прямо от сердца к сердцу, отозвалась она..."

Зубцов открыл глаза. Он сидел в вагончике у стола. Солнце светило в окошко. Счастливо смеялся мальчишка-лыжник на новогоднем плакате. Радиоприемник больше не сыпал разрядами. Из него вырывались слова песни:

...У нас хорошая память.

Живые забыть не смеют

Погибших за ваше дело:

У нас нет иных святых...

Значит, не было ни того, что она возвратилась, ни того, что на стенке вагончика светились слова: "...знаю свои силы... приду...". Приснилось, Но сам-то прилет Даримы Тон было! И то, что "биологически" он великий изобретатель, ему ею сообщено! И значит, одно свидетельство того, что гостья из будущего действительно в нашем времени побывала, есть! Его зада ча - успеть доказать всем людям, что он как изобретатель, ученый еще в их XX веке стоял в одном ряду с теми, имена которых Дарима Тон называла. Опережал свое время на 1000 лет. Но какая же это задача!..

Зубцов вышел из вагончика. Следовало что-то немедленно сделать со всей своей жизнью.

"Завтра она прилетит, - подумал он уже не только с надеждой, но и поднявшейся в нем особой решимостью. - Какие слова я скажу ей? Что всегда слышать ее, смотреть ее глазами на мир - счастье? Что я не могу жить без нее?.. Но разве этих одних слов будет достаточно?.."

Все следующие сутки Зубцов работал. Он убрал с территории скважины строительный мусор, обрезки труб, доски. Песочком посыпал дорожку. Вымыл изнутри и снаружи вагончик. Побрился так тщательно, что едва не содрал со щек кожу. Выстирал гимнастерку. Располосовал носовой платок и подшил новый подворотничок. Вышвырнул из вагончика и утопил в болоте картонную коробку с пустой винной посудой. (Она испокон веку стояла в углу, за печкой, и Дарима Тон, хотелось думать ему, ее не заметила.) Он собрал на окрестных опушках букетик ромашек. Он горел, как в лихорадке, не мог ни есть, ни спать и за одни эти сутки похудел не меньше чем на три килограмма.

Но безмятежно сияло солнце. Безмятежно зеленела тайга.

Городу Кировску в Хибинах посвящается