День последний - день первый   ::   Амнуэль Песах

И был вечер, и было утро: день

четвертый."

Бытие, 1; 16, 19

Своеобразный принцип неопределенности: чем ближе становился момент Истока, тем менее я был локализован в пространстве и времени. Я был везде - пока в пределах Солнечной системы, и всегда - пока в пределах миллиарда лет. Я видел, воспринимал и мог изменить все в этих границах, и я знал, что границы эти расширяются беспредельно.

Я переставил Землю ближе к орбите Юпитера, поместив ее в точке либрации, а остальные планеты сбросил на Солнце.

Мы с Линой только ахнули, когда раскаленные капли шлепнулись в бурлящий океан хромосферы и далеко в космос потек, распадаясь на струи, огромный протуберанец, он пронзил и нас с Линой, горячий, прозрачный, легкий - тающий след того, что называлось Солнечной системой.

Я не вмешивался ни во что, происходившее на Земле. Холод. Вечная мерзлота. Растения погибли сразу - за один миг по сравнению с длительностью этого дня - Дня десятого.

На Средне-русской возвышенности снег лежал трехметровым слоем, скрывшим бывшие дороги, из-под снега выглядывали тут и там обледенелые стволы. Время сделало все, что я сам делать не собирался. День десятый продолжался по земным меркам десятки миллионов лет, и сейчас никакой археолог, если бы он вдруг появился, не раскопал бы того, что когда-то было Кремлем или пирамидой Хуфу, или Великой китайской стеной, разве что расколотые и ставшие почти песком камни больших плотин еще сохранились на многометровой глубине.

Иешуа стоял на том же месте, где я оставил его на исходе Дня девятого после схватки со львом. Теперь он был скалой и вписывался в пейзаж, будто возвышался здесь всегда - могучий утес с острой вершиной, на которой блестела ледяная шапка.

Иешуа не нужен был больше на Земле, мой помощник сделал все, для чего я выпустил его в Мир. Он не нужен был больше, и я взял его в себя, утес растекся по снежной равнине, а я ощутил прилив новых возможностей и стал еще сильнее.

Я обнял Лину, и все, чем мы отличались друг от друга, стало общим. И не было больше меня. И не было больше Лины. Иешуа тоже не стало.

Троица.

Не отец, не сын и не дух святой. Но то, что можно назвать: разум, любовь, понимание. Это и был теперь - я.

Я заглянул в глубину себя и ощутил нежность - к себе, хотя и знал, что это лишь часть моих чувств к Лине. Но я не мог больше думать - она, это слово потеряло смысл. Как и слово - Иешуа. Стало - Мы. Мы любили, знали и понимали.

Мы любили Мир, который еще оставался вне Нас. Мы знали, что и он станет Нами, войдет в Нас. И Мы понимали уже, кем были тогда, в канун Дня первого. Вот почему в книге Бытие Бог - во множественном числе.

Вселенная, которую Мы создали, сказав "Да будет свет!", - одна из бесконечного числа. Мы строили и разрушали, и созидали опять, и этот Мир, идущий к Истоку, лишь звено в цепи. И Мы еще не знали, не могли вспомнить, какие Миры существовали прежде этого. Не могли потому, что время и пространство создали тоже Мы в День первый, в миг, ставший Истоком.

Мы приближались опять к этому мигу, чтобы опять начать, но произнести теперь другие слова. "Да будет свет!" - это выбор. Свет и тьма. Земля и небо. Жизнь и смерть. Любовь и ненависть. Сказав "Да будет свет!", ступаешь на путь, с которого не свернуть, можно только вернуться к Истоку и начать заново, потому что есть законы, которые выше Нас. Это законы Вселенной, бесконечно более сложной, чем Наша.

Что сказать, когда вернется Хаос и нужно будет начать новый цикл?

Что сделать?

Мы заглянули внутрь Солнца. Ядерного топлива в нем почти не осталось, и Мы погасили догорающий костер, заменив атомы водорода гелиевыми.