Донос мертвеца (Боярская сотня - 3) (фрагмент)   ::   Прозоров Александр Дмитриевич

Пришлось оруженосецу держал коня под уздцы, пока дворянин, ступив в стремя, пытался с помощью раба подняться наверх но сил раненого и сноровки взятого в поход монастырского раба на это не хватало. - Прослав, Харитон, помогите! - позвал в помощь соседей Бронислав. Сервы неспешно выбрались из саней, благо обоз все равно стоял, а лошади отогревались под попонами, оставили поводья, подошли ближе, скинув с голов кожаные чепцы, низко поклонились: - Чего желаете, господин барон? - Вы меня знаете? - удивился дворянин. - Из Сапиместки мы, - отважно высказался Харитон. - Вы к нам часто наезжаете. - А, понятно, - кивнул де Толли. - Помогите в седло подняться. Совместными усилиями дворянина удалось-таки поднять на спину жеребца. Он с облегчением ухватил поводья, собрал их в кулак. - Зря вы, господин барон, - не удержавшись, покачал головой Бронислав. Коли без доспеха в седло не сесть, так лучше и вовсе несколько дней полежать. - Что бы де Толли в боевом походе в повозке отлеживались? - гордо вскинул подбородок рыцарь. - Да мои деды в гробу перевернутся! За последнюю тысячу лет такого ни разу не случалось! Прослав только головой покачал и зашагал к своим саням. Мертвых крестоносцев уже сложили вместе с мясом, причем три телячьих полти кнехты перекинули из саней Бронислава к нему. Серв спорить не стал, а лишь подумал, что не мешало бы забросать их сеном - авось забудут. Бомбардиры про мясо не думают, а кашевары про повозку с бомбардой тем более могут и не вспомнить. Он скинул попону с Храпки обратно в сани, на туши и тряхнул поводьями, одновременно помогая кобылке тронуться, потянув сани за полоз вперед: - Н-но, пошла! Лошадка на удивление легко сдвинула груз и Прослав с облегчением опрокинулся в повозку - на ходу не страшно. Оруженосец барона тем временем вел жеребца рыцаря под уздцы, не обгоняя обоза, но и не отставая от него. Дворянин, оставшийся без тяжелой кирасы и без копья, тем не менее неустойчиво покачивался в седле, словно оказался в нем впервые в жизни. - Не доедет никуда барон, - покачал головой серв. - Как есть не доедет. Хотя и гордый. Умрет, но ко мне не ляжет. К Прославу, на свежее сено, между бомбардой, несколькими чугунными и тремя шматами заиндевевшей телятины барон Аугуст Курт Михаил де Толли действительно не попал. Его положили к Харитону, среди мешков с ячменем. Потому, как примерно через два часа пути он начал клониться вперед и в конце концов тяжело шмякнулся с седла вниз. Сервы перепугались сильно, остановили сани и, забыв про лошадей, кинулись к дворянину, подняли на руки, отнесли на мешки, укрыли большущим овчинным тулупом, который рыбак взял ради трескучих зимних холодов, но пока обходился. - Никак помер барон? Оруженосец, на время забыв разницу в происхождении и положении своем, выхватил меч, поднес клинок к губам господина. Промороженная сталь подернулась легкой дымкой. - Жив, - с облегчением кивнул воин и размашисто перекрестился. - Видать, кровь все еще сочится, вот и слабеет. Коли сегодня не спечется, к утру преставится. А перестанет истекать - за неделю на ноги станет. Рана сама не страшная. Просто широкая. Мнение де Толли более никто не спрашивал, поскольку у него не оставалось сил даже стонать, и весь свой дальнейший путь барон проделал на простых мужицких санях. Скоротечная схватка задержала армию от силы на полчаса. С раненых сняли доспехи, перевязали, убитых сложили на повозки и воинская колонна двинулась в дальнейший путь. Хорошо промерзшая Пагуба, лед которой звонко откликался на удары шипастых подков тяжелых рыцарских коней, еще несколько миль шла прямо на север, а затем круто повернула и повела захватчиков прямо на восток, в глубину русских земель.