Дождь   ::   Полунин Николай

На мне были почти новые джинсы, носки я натянул шерстяные, а на ноги решил, что лучше всего подойдут кирзовые сапоги. Пошвырял в сумку еще носки, смену белья, мыло -- господи, мыло-то зачем? -- где ж он... полез на антресоли. Терпеть не могу быть таким суетливым. Жаль, сок весь вышел, сейчас бы его... С антресолей я достал единственное имевшееся у меня серьезное оружие -- старый самодельный кортик. Почему-то сразу и бесповоротно я решил, что при себе надо иметь оружие. Обкладки истлели, но лезвие, тяжелое и мощное, я наточил как только мог острее. Кортик достался мне случайно, я отобрал его у малышни во дворе.

Стоп. Я остановился с кортиком в руке посреди развороченной квартиры. Что я? Куда собираюсь, кого искать? Я снова взял трубку, и она снова молчала. Нет, не может быть. А чем ты все это объяснишь? Не знаю. Я посмотрел в проем штор. День начинался. Надо идти. Надо идти, чтобы все увидеть своими глазами. Надо идти.

Внизу, прямо от двери, брызнули две кошки. Рядом сидела еще одна. Много их, оказывается, как. Вот кому раздолье теперь. Я оглянулся на свои окна и окна соседей. Строго говоря, мне сейчас следовало бы пройти, стучась, по дому, но это было бесполезно. Я и так видел, что никого нет. Одни кошки. Почему -- я не знал. Я видел только, что никого нет.

Я прошел мимо трансформаторной будки с выцарапанными вечными словами, завернул за угол. Запах, слышный уже давно, усилился, и, выйдя к мостовой, я увидел его источник. Шагах в пятидесяти легковушка сцепилась с трейлером, у кого-то из них выплеснулся, вспыхнул бензин, и машины наполовину сгорели. Это, видно, случилось еще ночью, сейчас остовы дотлевали посреди неровного черного пятна, источая горькую отвратительную вонь. Дождь потушил их. Я представил, что может находиться внутри перекореженного железа, и не пошел смотреть. Ноги сами понесли меня в противоположную сторону.

В остальном улица была пустая и очень тихая, и я вспомнил, как любил ранние утра за их пустоту и тишину, когда та или иная причина выгоняла меня из дому в рань. Но всегда, даже над пустынной улицей, висел ровный шум, гул города, а сегодня его не было. Несколько машин, омытых ночным дождем, стояло по обочинам. Стеклянные стены магазинов темно сверкали. Внутри их все, кажется, пребывало без изменений. Некоторое время я брел по осевой, это было непривычно и ново, и опять дорогу мне перебегали кошки. Они направлялись в лесопарк, что располагался по левую руку. Я подумал о десятках и сотнях собак и кошек, запертых в обезлюдевших квартирах. В ближайшие три-четыре дня они умрут от голода и жажды. У моих соседей жил кот.

Я приостановился было, но решил, что сперва все-таки следует окончательно выяснить положение. Следует быть здравым. А пока бросить эту сумку, ну что мне в ней? Я вытащил и прицепил к поясу кортик, а сумку оставил посреди мостовой. Она будет очень понятным знаком кому-нибудь. Если он остался, этот кто-нибудь. В глубине души я, оказывается, еще очень верил в это. Ни о чем не буду больше думать, а пойду в центр. Добираться мне часа три, вот, значит, к вечеру и обернусь. А там посмотрим.

Миновав кинотеатр, я вышел на проспект с недействующими светофорами. Два голенастых крана застыли средь полувозведенных корпусов, которым уже никогда не быть достроенными. Неужели никогда? Солнце припекало не по-осеннему, я взмок от быстрой ходьбы. Стащил пиджак, повесил его на ограждение. Плохо, что часов нет, и теперь не будет, наверное. Если городская сеть не работает, то все электрочасы остановились. Придется ставить наобум, а это уже не то.

Зачарованный мир. Ты об этом так мечтал, правда?

Вчера, восьмого октября сего года, вечером я четыре минуты подряд, с 17.18. до 17.22., страстно желал, чтобы род людской в единый миг исчез с лица земли.