Драконья тень   ::   Хэмбли Барбара

– То есть ты собираешься пополнить его, да? – Джон немного склонил голову, без выражения, подозрительно.

Гарет был поражен. – Ну конечно. Как только люди будут подготовлены к переходу.

Джон склонил голову и нагнулся с седла, чтобы поцеловать его королевское кольцо. – Тогда еще раз спасибо. За все.

Но все это Дженни видела словно издалека, словно сквозь тысячу слоев темного стекла. Исчезновение Амайона обернулось мраком и усталостью, свинцово-тяжелой потерей чего-то, что наполняло мир магией, многоцветьем и неистовством. У нее болела голова, пульсировали ожоги, а тот провал, откуда исчезла магия, был пропастью в ее душе.

Во всех этих балладах зло было побеждено, порядок восстановлен, а сияющий герой-принц венчался со своей дамой, и оба они были прекрасны и юны. Никто из них , по-видимому, не видел кошмаров и не грезил о том, что потерял. Все раны заживали бесследно, и ничья душа не была разрушена страстными желаниями, одержимостью или сомнением.

Дженни грезила о Зеркале Изикроса. Снова видела сиглы, начертанные на каменном полу серебром и кровью: пузырек слез и мягко сияющий хотвейз звездного света, наконечник стрелы, испятнанный Джоновой кровью. Снова в ее сознании вопил Амайон, но помимо этого, в тихой, спокойной части себя самой, она думала, Я что-то утратила.

Что-то важное.

Она снова видела эту картину.

Белая ракушка Амайона, казалось, притягивала к себе ее внимание и была единственной вещью, которую она видела. Она заставила себя взглянуть вокруг: Там была табакерка, удерживающая демона Блайеда Зимимара, камешек, что был тюрьмой Готписа. Демон мисс Энк был пойман в бутылочку из-под духов, а Саммер – в другую ракушку. Демон Изулт был в еще одном флакон для духов, из алебастра.

Шесть демонов. Восемь холодных серебряных шипов.

Лучше оставь это, милая.

Ты будешь рад увидеть это.

Да, буду.

И вопли Амайона, когда его бросали в Преисподнюю тех, кто ненавидит его, кто будет терзать его вечно, как и вообразить не может род людской.

Шесть демонов. Восемь серебряных шипов.

Карадок и Ян, сидящие за столом, между ними рассыпано восемь драгоценностей. Уничтожь этот камень, сказал Ян, а Карадок покачал головой.

У меня есть причины…

Какие причины? – спросила Дженни.

Прелесть моя! Душа моя! Она снова слышала голос Амайона в сознании, и он заглушал все мысли. Знаешь, что они будут делать со мной? Он ревнует…Он ревнует…

Джон отвернулся, шепча имя Эогилы.

Это пройдет, сказал Моркелеб.

Дженни прислонилась головой к его плечу, где металлические чешуйки были гладки, как стекло.

Ты уверен?

Его тепло проникало сквозь костистые жесткие углы, подбадривая в прохладе ранней осени. Предрассветные туманы рассеивали и тьму ночи и огонь костра, на котором Джон механически жарил лепешки. Дженни подумала, что ради Яна об этом надо бы побеспокоиться ей, но Ян почти ничего не съел за те три дня, о которых она знала, и почти наверняка ранее ел не больше…

Она обнаружила, что и этим она интересуется с трудом, с трудом думает об этом.

Думать о чем-то еще, помимо ее боли и утраты, оказалось очень трудно.

Прошлой ночью ей что-то снилось, она не могла вспомнить, что, и проснувшись, ощутила лишь отчаяние и горечь. Она знала, что ведет себя, как безумная, но ее страстное стремление к Амайону, ее одержимость демоном, были гибельны, заслоняли ей все, что она могла вспомнить…Она подумала, что, возможно, ей снится что-то из Халната, но у нее не было сил вырваться на свободу. Ян молчал, с каждым днем все более уходя в себя. А Джон…

Она обнаружила, что не может больше ясно думать о Джоне.

Все проходит, Дженни, сказал дракон. Это единственная истина, подходящая всем.

Как прошла моя магия? Она зло швырнула ему эти слова, хотя ежедневно говорила себе, что должна принять это и кончить себя жалеть.