Два узла на полотенце   ::   Абрамов Сергей

Да и на сабашниковских иконах золотые ризы были.

- Это ж какие такие сабашниковские? - удивился Михеев.

- Был такой купец при Николае Втором. Так он здешнему собору иконы только в золотых ризах дарил. Отец рассказывал. А после революции было изъятие церковных ценностей. Вот я и думаю, что папахен мой, как настоятель собора, к этому золотишку руку вовремя приложил. И ценности сдал, и себя не обидел. А письма тещи твоей и моей мачехи мне на днях вернули в соборе. Золотили иконостас, а под образом в золоченом окладе тайничок с письмами. Среди них я и нашел счастливый для нас документик.

У Михеева в васильковых его глазах, из-за которых незамужние девки когда-то передраться готовы были, засветился огонек не интереса, а страха, пожалуй. Рассказанное Востоковым его явно обеспокоило.

- Что стоит твой документик, если по всему церковному причту его назубок выучили?

- Ни-ни, - покачал головой Востоков. - И отец давно умер, и старых клириков почти не осталось. А новых не занимают сердечные дела покойников. Да и старичок реставратор как нашел письма, так мне их и передал: увидал меня в окно, когда я проходил мимо. Все ведь знают, чей я сын и кого могут заинтересовать эти письма. К тому же письма лежалые, нетронутые, резиночкой перетянуты, а на запылившемся верхнем конверте крупными буквами выписано: "Его преосвященству, отцу Серафиму лично в руки". Не унывай, Васек, кроме нас с тобой, о сокровище никто и не ведает.

- Так-то оно так, - усмехнулся Михеев и почему-то подмигнул собеседнику. - А ты к чему? Чужая собака к ничьей косточке тянется. Только косточка не для нее припасена. Наследство-то Катьке оставлено.

- Было оставлено. А сейчас без меня вам делить его не удастся. Мой пай - половина. По-честному. А не согласны - государству отдам.

Михеев присел на перекладине стремянки. Если по-деловому, значит, без Востокова не обойдешься. Только почему половина? На троих делить надо.

- Не выйдет, - сказал Востоков, поймав на лету мыслишку Михеева. Будет все как задумано Вы с Катериной одна половина, я - другая. И без меня вы ни грамма из стенки не вынете.

2

Тут-то и вернулись домой Марьяна с дочерью, не достояв ранней обедни в соборе. Марьяна уже не пела в хоре, давно потеряв голос, пела Екатерина, усвоив навыки матери и ритуал утренних и вечерних церковных служб. Но в этот день она только стояла у клироса, даже подпевать не могла: до хрипоты сорвала голос, глотнув поутру ледяного кваса из холодильника.

Возвращение жены и тещи Михеева застало обоих врасплох. Михеев едва со стремянки не упал, даже дрель не успел спрятать. Востоков тоже заметно смутился.

Но именно с него и начала свою язвительную увертюру Марьяна.

- Что-то я не звала тебя в гости, пасынок. Ты на черном ходу живешь и черным ходом к себе пройти можешь.

- Значит, по-вашему, я и к Василию зайти не могу? - с отменной вежливостью заметил Востоков. Андрей Серафимович не любил скандалов и давно знал, чем может окончиться разговор с полоумной бабой.

А она не унималась.

- У Василия своя комната есть, а ты у меня гостишь, родственничек. В моей комнате. Может, оценить мои вещи пришел, товарищ оценщик? Так ваша комиссионка на них не позарится, да и я продавать не собираюсь.

- Я попозже к тебе зайду, Васек, - сказал Востоков и, не прощаясь, вышел.

Наступило неловкое молчание. Поступь главы семьи и хозяйки дома была тяжелой и гулкой.

- Что это у тебя в стене торчит? - спросила она зятя, не повышая голос. Электропровод от застрявшей в бревне дрели извивался по полу, как бечевка.

- Дрель, - откликнулся робко Михеев.

- Зачем?

- Сверло застряло. Там металлическая прокладка, должно быть.

- Зачем сверлил, херувим, спрашиваю?

От неловкости у Михеева даже лицо вспотело.