Альтепнатива (Весна 1941)   ::   Семенов Юлиан Семенович

Мои информаторы - люди вполне респектабельные и сохраняют лояльность по отношению к режиму фюрера.

- Ответ ваш слишком точно сформулирован, - заметил Мачек, - для того, чтобы быть абсолютно искренним.

- Я готов написать справку о моих информаторах, - сказал Везич. Судя по всему, мне предстоит порвать с ними все связи - в свете нашего присоединения к Тройственному пакту...

- Вы сами этот вопрос продумайте, сами, - быстро сказал Мачек, - не мне учить вас разведке и межгосударственному такту... Я пригласил вас по другому поводу.

- Слушаю, господин Мачек.

- В Загребе - не знаю, как в Белграде, - заметно оживились коммунистические элементы... Вам что-либо говорят фамилии Кершовани, Аджии, Цесарца?

- Эти имена общеизвестны: хорваты любят свою литературу.

Мачек еще раз оглядел лицо Везича - большие немигающие черные глаза, сильный подбородок, мелкие морщинки у висков, казавшиеся на молодом лице полковника противоестественными, - и тихо спросил:

- Скажите, как с этими людьми поступили бы в Германии?

- В Германии этих людей скорее всего расстреляли бы - "при попытке к бегству". Сначала, естественно, их постарались бы склонить к отступничеству.

- Вы заранее убеждены, что этих людей нельзя склонить к сотрудничеству?

- К сотрудничеству с кем?

- С нами.

- Я такую возможность исключаю, господин Мачек.

- Жаль. Я думал, что вы, зная германские формы работы с инакомыслящими, попробуете спасти для хорватов их запутавшихся литераторов.

- Господин Мачек, я благодарен за столь высокое доверие, но мне бы не хотелось обманывать вас: эти люди умеют стоять за свои убеждения.

- Я рад, что в нашей секретной полиции люди умеют исповедовать принцип и не подстраиваются под сильного, - сказал Мачек поднимаясь, - рад знакомству с вами, господин Везич.

Везич ощутил мягкие, слабые пальцы хорватского лидера в своей сухой ладони, осторожно пожал эти слабые пальцы и пошел к тяжелой дубовой двери, чувствуя на спине своей взгляд широко поставленных, близоруких глаз доктора Влатко Мачека.

- Добрый день, мне хотелось бы видеть шеф-редактора.

- Господина Взика нет и сегодня не будет.

- Ай-яй-яй, - покачал головой Везич. - Где же он?

- Я не знаю. Он очень занят сегодня.

- Можно позвонить от вас домой?

- К себе или к господину Взику?

- Господину Взику.

- Госпожи Ганны Взик нет дома, - снова улыбнулась секретарша и тронула длинными пальцами свои округлые колени, - нет смысла звонить к ним домой.

"Гибель Помпеи, - горестно подумал Везич. - Или пир во время чумы. Не люди - зверушки. Живут - поврозь, погибают - стадом".

- Я не буду звонить домой, я не стану дожидаться господина Взика видимо, это дело безнадежное, но вам я оставлю вот это, - сказал Везич, положив на столик возле большого "ундервуда" шоколадную конфету в целлофановой сине-красной обертке...

Взик был единственный человек в Загребе, с которым полковнику Везичу надо было увидеться и поговорить. Его не оказалось, и Везич только сейчас ощутил усталость, которая появилась у него сразу же, как он покинул кабинет доктора Мачека.

Из редакции Везич зашел в кафе - позвонить.

- Ладица, - сказал он тихо и подумал о телефонной трубке как о чуде говоришь в черные дырочки, а на другом конце провода, километра за три отсюда, тебя слышит самая прекрасная женщина, какая только есть, самая честная и добрая, - слушай, Ладица, я что-то захотел повидать тебя.

- Куда мне прийти?

- Вот я и сам думаю, куда бы тебе прийти.

- Ты меня хочешь видеть в городе, дома или в кафе?

- Когда слишком много предложений, трудно остановиться на одном: человек жаден. Ему никогда не надо давать право выбора.

- По-моему, тебе хочется не столь видеть меня, как поговорить. Ты чем-то расстроен, и надо отвести душу.

- Тоже верно. Выходи на улицу и жди меня. Я сейчас буду.