Эйтонский отшельник   ::   Питерс Эллис

В эти смутные времена, когда шла ожесточенная борьба за королевский трон и когда держащие нос по ветру лорды то и дело переходили из-под одних знамен под другие в зависимости от того, куда качнулся маятник удачи в этой затяжной и бессмысленной войне, Хью Берингару оставалось только радоваться, что под его начало досталось графство, которое всего один раз переходило из рук в руки и теперь угомонилось, не бросая более вызова королю Стефану и не отвечая на смуту, проникавшую в графство извне, будь то угроза, исходившая от войск императрицы, непредсказуемые выходки неуемных валлийцев из Повиса на западных границах, либо хитроумные притязания графа Честерского на севере. Вот уже несколько лет Хью Берингару удавалось сохранять неустойчивое равновесие в отношениях со своими опасными соседями, поэтому, что бы ни препятствовало этому ребенку вступить в права наследования, было бы просто глупо нарушать это равновесие попыткой передать Итон другому владельцу. Незачем было восстанавливать против себя семью, которая признала королевскую власть, и незачем было заставлять этих людей пожалеть о том, что их бывший сеньор сбежал во Францию. Недавно прошел слух, что Вильям Фиц-Алан вновь объявился в Англии и присоединился к императрице в Оксфорде. А ведь одного его присутствия в стране, пусть и далеко отсюда, было вполне достаточно, чтобы поколебать нынешнюю лояльность его прежних вассалов. Впрочем, к этому нужно быть готовым и в случае чего встретить опасность во всеоружии. Передача же Итона другому владельцу без всякой на то необходимости могла бы всколыхнуть благоразумно дремлющую до поры до времени преданность вассалов своему прежнему сюзерену. Нет уж, пусть сын Людела получит все, что причитается ему по праву. Однако и за управляющим присмотреть не мешает, не мешает удостовериться и в его преданности воле своего покойного лорда и в его добросовестности в заботах об интересах своего нового хозяина.

Погожим утром, когда предрассветный туман уже поднялся, Хью верхом ехал по городу, — сначала немного вверх по холму в сторону Хай-кросс, затем круто вниз по склону вдоль Вайля к восточным воротам, затем через каменный мост в Форгейт, где на фоне голубого неба маячила увенчанная крестом колокольня аббатской церкви. Под пролетами моста Северн быстро, но спокойно стремил свои воды, в эту пору еще по-летнему ласковые; вокруг двух поросших травой небольших островков была видна узкая бурая полоса, что исчезнет из виду после первого же сильного ливня, который принесет с собой бурные воды из Уэльса. По левую руку, где перед Хью открывался тракт, к самой обочине от реки подступали деревья и заросли кустарника, а дальше по тракту уже тянулись домики, сарайчики и сады Форгейта. По правую руку лежал большой мельничный пруд с травянистыми берегами; слабая дымка задержавшегося тумана еще серебрила его ровную гладь. За прудом была видна стена, опоясывающая владения аббатства, и привратницкая с воротами.

Хью спешился, вышел привратник и принял у Хью повод. Хью Берингара знали тут ничуть не хуже любого из тех, кто носил одеяние бенедиктинца или просто жил в аббатстве.

— Милорд, если вам нужен брат Кадфаэль, — услужливо сказал привратник, — то он ушел в приют святого Жиля, чтобы пополнить тамошние запасы лечебных снадобий. Он ушел около часу назад, а вернется, наверное, после капитула. Если вы намерены подождать его, то не волнуйтесь, он не задержится.

— Сперва у меня есть дело к аббату, — мягко возразил Хью, прекрасно понимая, что его визиты в аббатство неизменно воспринимают здесь как желание повидаться со своим старым другом. — Впрочем, я, разумеется, все потом расскажу и Кадфаэлю, если он, конечно, не узнает новостей прежде того. Новости он чует, как гончий пес, не то что все мы.

— Такая уж у него служба, он всегда впереди всех нас, — добродушно заметил привратник. — Ума не приложу, как это бедным грешникам из святого Жиля удается узнать столько новостей о том, что творится на белом свете.