Герберт Уэст, реаниматор   ::   Лавкрафт Говард Филипс

На его застывшем лице не было даже намека на какой-либо интеллект. Типичное здоровое животное без видимых отклонений и, возможно, с самой простой и здоровой физиологией. Сейчас, с закрытыми глазами, он казался спящим, но осмотр, проведенный моим другом, не оставлял сомнений в его смерти.

У нас было, наконец, то, о чем Уэст мечтал все это время: мертвое тело, в которое предстояло впрыснуть раствор, приготовленный в соответствии с его теорией.

Наши нервы были напряжены до предела. Мы сознавали, что у нас было очень мало шансов на полный успех и, конечно, боялись неожиданностей, которые могли возникнуть в случае удачи и были непредсказуемы. У нас появилось беспокойство относительно умственного состояния существа и его возможных действий, так как в момент смерти могли быть повреждены несколько очень чувствительных клеток мозга. Лично у меня представление о "душе" в ее традиционном понимании находило определенный отклик, и я испытывал волнение при мысли, что кто-то вернувшийся с того света раскроет мне его секреты.

Я спрашивал себя, что мог видеть этот отлетевший в иной мир молодой человек, витая в недоступных для нас сферах, и что он сможет нам рассказать, если вернуть его к жизни. К счастью, эти вопросы не занимали меня слишком долго, так как я в основном разделял материализм моего друга. Он был спокойнее меня, хотя именно он вводил в вену на руке трупа большое количество приготовленной им жидкости. Затем он сразу же наложил шов.

Ожидание становилось тягостным, но Уэст не сдавался. Время от времени он брал в руки стетоскоп и констатировал отсутствие малейшего проявления жизни. По прошествии трех четвертей часа, разочарованный, он заявил, что ошибся в расчетах, но решил все же извлечь пользу из предоставившегося случая попробовать изменить формулу раствора, прежде чем мы избавимся от трупа. После обеда мы вырыли в погребе могилу, а закопать труп решили на рассвете. Следовало соблюдать все меры предосторожности, учитывая, что труп вскоре начнет разлагаться.

Выключив свет и оставив таким образом нашего молчаливого гостя в темноте на столе в операционной, мы занялись приготовлением нового раствора. Уэст составлял его с почти фанатической тщательностью.

Неожиданно произошло нечто ужасное.

Я как раз наливал жидкость в пробирку, а Уэст склонился над спиртовкой, заменявшей ему при отсутствии газа в доме горелку Бансона, когда из темной комнаты, которую мы покинули, раздались дьявольские крики, - ничего подобного мы не слышали за всю свою жизнь. Даже хаос ада, наполненный жуткими криками агонизирующих грешников, не был бы ужаснее, чем эта непостижимая какофония, вобравшая в себя величайшее отчаяние и сверхъестественный страх живого существа. Это был нечеловеческий крик - ни один человек не в силах был издать подобные звуки - и, забыв о нашей работе, мы бросились к окну как звери, попавшие в ловушку, опрокидывая пробирки и реторты, и исчезли во мраке ночи.

Обезумев от ужаса, мы мчались к городу и только достигнув предместий, смогли, наконец, взять себя в руки, чтобы придать себе вид гуляк, возвращающихся с ночной попойки. Мы проскользнули в комнату Уэста, где шепотом проговорили до самого рассвета. У нас было время, чтобы немного успокоиться, тщательно взвесить и обсудить все происшедшее. Наконец, когда совсем рассвело, мы уснули и уже не попали в тот день на занятия. Но вечером две заметки в газете, никак не связанные между собой, опять не дали нам уснуть. Старый заброшенный дом в Чепмене был сожжен дотла. Скорее всего это произошло из-за опрокинутой нами спиртовки. Вторая новость: кто-то пытался раскопать свежую могилу на городском кладбище. Земля, казалось, была взрыхлена ногтями без применения какого-либо инструмента. Нам это было непонятно.