Гостья   ::   Расс Джоанна

У него усы, а волосы расчесаны посередине и набриолинены; сейчас одна прядь отклеилась, а все лицо посерело и дрожало. Он уставился в свою чашку. Мама подошла и на лила ему кофе. Затем налила мне молока, села рядом и спросила:

- Милая, зачем ты читала ЭТУ книгу?..

- Да!.. - сказал отец с другого конца стола.

Минуту стояла тишина. Затем:

- Доброе утро!

И:

- Доброе утро!

И снова:

- Доброе утро! - весело сказала наша гостья, в два шага перемахнув столовую и аккуратно укладывая себя в кресло у стола, откуда ее коленки торчали вверх, дотянулась до "Зеленой шляпы", подвинула ее к своей тарелке и принялась читать с подчеркнутым вниманием. Затем она взглянула на нас: У вас такая прогрессивная библиотека, - сказала она. - Я позволила себе вольность порекомендовать эту восхитительную книгу вашей дочери. Вы сказали мне, что вы ее прочли с удовольствием. Вы ведь даже посылали заказ на нее в самый Нью-Йорк, да?

- Я не... нет,.. не совсем... - сказала моя матушка, отодвигаясь от стола. Она дрожала с ног до головы, а на лице ее застыло выражение отвращения. Наша гостья посмотрела сперва на маму, затем на отца, нагнувшись к ним деликатно, но с величайшим интересом. Она спросила:

- Я надеюсь, вы не возражаете, что я пользуюсь вашей библиотекой?

- Нет-нет-нет, - пробормотал отец.

- Ем я почти за двоих, - скромно продолжала наша гостья, - но из-за моих размеров. Не возражаете?

- Нет, разумеется, нет, - ответил отец, постепенно приходя в себя.

- Отлично. Все это войдет в счет, - сказала гостья, глядя на моих потрясенных родителей; оба они принялись поспешно за еду, избегая ее взгляда. Она добавила: - Я позволила себе еще одну вольность. Убрала из книги рисунки, которые... э-ээ... не имеют отношения к тексту. Не возражаете?

Родители поспешно вышли - мама на кухню, отец вспомнил, что опаздывает на работу. Она помахала им вслед. Я вскочила, как только они вышли.

- Там нет никаких рисунков! - шепотом вскричала я.

- Тогда мы их сделаем, - сказала она; достав из сумочки карандаш, она разрисовала концовки глав набросками: все это было зло и очень смешно. Затем она нарисовала белую мышь, красящую губы, замужем за другой белой мышью и их венчание в церкви, леди-мышь с громадным животом, где двое мышат внутри играют в шахматы, и затем целое семейство на пикнике, под лозунгом "Я вырастила моих детей и они никогда не знали табака". От этого я остолбенела. Она засмеялась и нарисовала белую мышь, которая с зонтиком преследовала мою маму. Я схватила его и некоторое время смотрела: затем порвала его в клочья, и еще раз.

Я сказала:

- У вас нет ни малейшего права... - и остановилась. Она смотрела на меня, и это был не гнев и даже не предупреждение, но я села. И заплакала.

- Ах! Вот вам результаты практической психологии, - сказала она сухо, подбирая обрывки рисунков. Достав из сумочки спички, она ссыпала кусочки в блюдце и подожгла их.

- Вы не смеете так обращаться с моими родителями! - сказала я, всхлипывая.

- А ты не смела рвать мои рисунки, - спокойно сказала она.

- Почему? Почему! - завопила я.

- Потому что они стоят денег, - сказала она. - Кое-где. Не буду тебе больше рисовать. - Она вышла с блюдцем в кухню, и вскоре я услышала, как она говорит с мамой голосом, от которого даже камень прослезился бы; но о чем, я так и не узнала.

Я много раз проходила тем летом мимо комнаты, снятой нашей гостьей, комнаты, чьи окна выходили в сад. Электричество по вечерам горело небывало ярко. Мама сшила для нее белые шторы и купила на распродаже мебель: бюро с мраморной доской, шкаф, тумбочку и старый патефон. На кровати вечно лежала открытая книга. Я вечно стояла в тени напротив двери, глядя на голый деревянный пол, скользкий, как море, навощенный и сияющий под лампой.