И не было ни ночи, ни рассвета   ::   Брэдбери Рэй

---------------------------------------------

Брэдбери Рэй

И не было ни ночи, ни рассвета



Рэй Брэдбери

И НЕ БЫЛО НИ НОЧИ, НИ РАССВЕТА...

Перевод С. Ирбисова

Он выкурил пачку сигарет за два часа.

- Далеко мы забрались.

-За миллиарды миль.

- От чего за миллиарды миль?- не отставал Хичкок.

- Как тебе сказать? - ответил Клеменс. - За миллиарды миль от дома, если можно так выразиться.

- Можно...

- Дом - это Земля, Нью-Йорк, Чикаго. Дом остается домом, куда бы тебя ни занесло.

- А я вот не. помню, - сказал Хичкок. - А я вот не верю, что где-то осталась Земля. А ты?

- А я верю. Этим утром она мне снилась.

- В космосе не бывает утра.

- Скажем так - этой ночью.

- Здесь всегда ночь, - глухо ответил Хичкок. - Какую ночь ты имеешь в виду?

- Заткнись! - раздраженно бросил Клеменс. - Дай досказать.

Хичкок снова закурил. Хотя его движения были спокойны и уверенны, Клеменсу показалось, что и руки, и крепкое загорелое тело Хичкока сотрясаются какой-то потаенной внутренней дрожью.

Они сидели на обсервационной палубе, глядели на звезды. Собственно, глядел только Клеменс, а взгляд Хичкока, пустой и недоуменный, простоупирался в ничто.

- Я проснулся в пять, - сказал Хичкок в пространство. - Во сне я кричал: "Где я?! Где?" И ответом было: "Нигде!" Тогда я спросил: "Откуда я?" И сам же ответил: "С Земли". "С какой такой Земли?" - удивился я. "С той же, где родился". Но все эти слова не значили ничего... даже меньше, чем ничего. Я не верю в то, что нельзя увидеть. И в Землю не верю - я ведь не вижу ее. Тем и держусь.

- Но вот же Земля, - показал Клеменс, улыбаясь. - Вот этот огонек.

- Это Солнце, а вовсе не Земля. Ее невозможно увидеть отсюда.

- А я могу. У меня хорошая память.

-Это разные вещи, дурень, - раздраженно ответил Хичкок. - Я вот как рассуждаю: когда я в Бостоне - Нью-Йорк мертв, когда в Нью-Йорке - Бостона нет. Если я не видел кого-то целый день, значит, он умер. А когда я встречаю его, он, слава богу, воскресает. И я чуть не пляшу от счастья, я чертовски рад ему, пока он рядом. Или делаю вид, будто рад. Но стоит нам расстаться, как он снова умирает.

Клеменс рассмеялся.

- Ты ловко сводишь все сущее к примитивному уравнению, но многое упускаешь. У тебя нет фантазии, старина. Тебе надо крепко подучиться.

- А зачем мне учитывать совершенно бесполезные вещи? - спросил Хичкок, все так же пялясь в пустоту. - Я практик. Зачем перебирать воспоминания, если Земли нет, если по ней нельзя прогуляться? Это вредно. Мой папаша говорил, что воспоминания - это дикобразы. Ну их к черту! Они губят твое дело. Они заставляют тебя плакать. Если хочешь быть счастливым - не вспоминай.

- Я только что побывал на Земле, - ответил Клеменс, покосившись на Хичкока. Тот раскуривал новую сигарету.

- Ты сам - необъезженный дикобраз. Позавчера ты отказался от ленча тебя одолевали воспоминания. Ну тебя к черту вместе с ними! Их нельзя ни выпить, ни съесть, ни потрогать, ни ударить, ни переспать с ними; можно только наплевать. Я умер для Земли, а она умерла для меня. Этой ночью в Нью-Йорке никто по мне не плакал. Значит, к черту Нью-Йорк. Здесь, в космосе, нет ни зимы, ни лета. Весна и осень исчезли. Здесь нет ни ночей, ни рассветов - только космос и снова космос. Еще есть я, ты и наш корабль. Я по-настоящему уверен только в том, что есть Я. Вот и все.

Клеменс пустил тираду Хичкока мимо ушей.

- Я только что бросил дайм в автомат, - сказал он, спокойно улыбнулся и взял невидимую телефонную трубку. - Позвонил своей девушке в Айвенстоун. Хелло, Барбара!

Ракета все плыла через космос.

В тринадцать часов пять минут раздался звонок, собрал всех на ленч. Клеменс опять не хотел есть.

- Ну, что я тебе говорил! - воскликнул Хичкок. - Все твои дикобразы воспоминания. Плюнь ты на них, плюнь, говорю тебе. Погляди, как я сейчас разделаюсь со жратвой.