Искупление Христофора Колумба   ::   Кард Орсон Скотт

– Дорогой старина Энрике – у него всегда было куда больше денег, чем у короля, и он никак не может понять, почему при таком раскладе его власть уступает королевской.

– Как бы там ни было, вы можете представить себе, как они обрадовались, когда я, наконец, оказался в Палосе. А затем, чтобы окончательно меня унизить, король объявил, что приостановит судебные разбирательства по уголовным и гражданским делам в отношении тех, кто захочет присоединиться к моей экспедиции.

– Не может быть!

– Может. Вы представляете, каково было узнать об этом настоящим морякам Палоса. Им вовсе не хотелось отправляться в столь далекое плавание в компании преступников и несостоятельных должников. К тому же, их сограждане могли бы заподозрить, что они тоже нуждаются в подобной милости короля.

– Его величество, несомненно, полагал, что подобная мера сможет побудить любого принять участие в вашей безумной затее.

– Да, его “помощь” чуть не погубила все в самом начале.

– Итак, сколько же преступников и разорившихся должников на ваших судах?

– Насколько мне известно, ни одного. Слава Богу, он послал нам Мартина Пинсона.

– Да, это человек-легенда.

– Вы знаете его?

– Рассказы и байки моряков доходят и до Канар. Мы ведь живем у моря.

– Мой замысел увлек его, и как только жители Палоса узнали о том, что он отправляется с нами, у нас тут же появились добровольцы. А его друзья рискнули дать нам свои каравеллы.

– Не бесплатно, разумеется.

– Они надеются разбогатеть, по своим меркам, конечно.

– Точно так же, как и вы – по своим.

– Нет, сеньора, я надеюсь стать богатым в вашем понимании этого слова.

Она рассмеялась и коснулась его руки.

– Кристобаль, как я рада вновь увидеть вас. Как я рада, что Господь избрал вас и благословил на борьбу с Океаном и двором испанского короля.

Она произнесла эти слова как бы невзначай, но они затрагивали весьма деликатную тему. Лишь она одна знала, что он предпринял свое путешествие, следуя повелению Бога. Священники в Саламанке считали его дураком. Но если бы он хоть единым словом намекнул, что сам Господь говорил с ним, его тут же заклеймили бы как еретика, а это означало бы не только крушение планов достичь Индии. Вообще-то он не собирался говорить ей об этом: не собирался говорить об этом никому. Он ничего не сказал даже своему брату Бартоломео, даже своей жене Фелипе незадолго до ее смерти, и даже отцу Пересу в Ла Рабида. Лишь неожиданно для самого себя, проведя час в обществе Беатрисы, он поделился с ней своими сокровенными мыслями. Не всеми, конечно, а только тем, что Бог сделал его своим избранником и повелел ему совершить это путешествие.

Почему он поделился с ней? Возможно потому, что в глубине души знал: он может доверить ей свою жизнь. Или, возможно, потому, что ее всепонимающий, проницательный взгляд сказал ему, что убедить ее может только правда. Но даже и тогда Колумб не поведал ей всего, иначе и она сочла бы его безумцем.

Но она отнюдь не считала его таковым, либо же она была явно неравнодушна к таким безумцам. Это чувство проявлялось и сейчас, и даже сильнее, чем он ожидал.

– Останься со мной до утра, мой Кристобаль, – сказала она.

– О сеньора… – неуверенно отозвался он, не понимая, правильно ли ее понял.

– В Кордобе ты жил с простой женщиной Беатрисой, и у нее от тебя ребенок. Не станешь же ты утверждать, что живешь монахом.

– Видимо, мне на роду так написано. Не могу устоять перед женщинами по имени Беатриса. И ни одну из них даже при сильном желании нельзя назвать простой или обычной.

Леди Беатриса рассмеялась:

– Тебе удалось польстить сразу двум женщинам, – старой любовнице и той, которая готова стать твоей новой. Неудивительно, что тебе удалось одолеть на своем трудном пути и священников, и ученых. Я даже думаю, что королева Изабелла, как и я, влюбилась в твои рыжие волосы и огонь, пылающий в глазах.