Истории, от которых не заснешь ночью   ::   Хичкок Альфред

Или от того, что я иду одна на пляж и меня никто не сопровождает.

- Она не знала даже, что я хожу на летние курсы, чтобы вызубрить все к экзаменам, - добавил Бобби. - И от этого тоже она сделалась бы больной.

- Все это так, - допустила мадам Брэди. - Нелегко было ей сказать что бы то ни было. Но я - то - не она. И что меня может сделать больной, так это если я узнаю, что от меня что-то скрывают.

Они смотрели на нее. Уж не скептически ли? Развлекаясь? С жалостью? С удивлением, заподозрив что-то? "Ах, - сказала себе мадам Брэди, - смерть не оставила их безразличными, какими они хотят казаться".

- Ну так что? - возобновила она разговор. - Она не позвала? И не позвонила? Ты ничего не слышал?

- О извините, я бы так не сказал!

И вдруг на какое-то мгновение мадам Брэди увидела перед собой юношу, смущенного, сконфуженного; мальчика, который никогда раньше не находился в комнате по соседству с кем-то умершим.

Вошла Карен, сказав: "Здравствуйте всем!" Рукой она коснулась плеча девочки, затем дотронулась до волос своего пасынка. Сьюзан застыла, словно мраморное изваяние, Бобби глазом не моргнул.

"Не выдадут они себя", - подумала мадам Брэди.

Со своей обычной преданностью Энни вошла обслужить Карен, которая теперь была хозяйкой дома. Лет тридцати, хрупкая, ухоженная, это была красивая молодая женщина. Жесты ее и манеры были полны грациозности. Почти шесть лет назад ее взяли в дом как медсестру в самый критический момент приступа, чтобы она могла полностью заниматься бедной Алисой. Карен и ее больная очень привязались друг к другу, и когда сын, вдовец, женился на медсестре, никто ни о чем другом не подумал кроме как о практической сделке.

Взвешенная мягкость Карен, безусловно, подчеркнутая ее профессией, оказывала успокаивающее и благотворное воздействие на всех абсолютно. "Она была единственной, - сказала себе мадам Брэди, - кто прописывал когда-либо столь нужную дозу сострадания этой бедной Алисе, которая в нем нуждалась". Никогда, по крайней мере, насколько знала мадам Брэди, никакого протеста Карен. Никогда никакой нотации, вроде: "Ну, черт возьми, пошевеливайтесь!"

После того, как дети вышли из комнаты, мадам Брэди налила себе еще кофе, который явно был противопоказан ее здоровью, а затем сказала Карен:

- У меня странное ощущение... Я не могу уточнить, какое именно, но я не хотела бы уехать отсюда, пока у меня не будет спокойно на сердце. Какова бы ни была причина, я хочу знать, отчего у меня такое впечатление, будто со мной обращаются, словно с бедной Алисой, пытаясь уберечь от чего-то?

- Но тетя Сара, - с улыбкой ответила Карен, - мне кажется, это нормально! Мы все вас очень любим, а вы только что потеряли свою единственную сестру. Думаете, мы не понимаем, что вы переживаете? Ну почему этому надо было случиться во время вашего приезда? Когда я думаю о том, как бедняжка Алиса ждала ваши визиты...

"Неужели?" - задала себе этот вопрос мадам Брэди. Она почувствовала, как под столом ее ноги скользнули по полу в каком-то нервном движении, судорожно сжались большие пальцы. Обычно она очень ценила успокаивающую манеру Карен говорить что-либо, а сегодня это вызвало у нее досаду.

- Я надеюсь, что вы не чувствуете себя виноватой из-за нашего побега в понедельник, - продолжал ласковый голос Карен. - В доме было много народа, и у нас не было причины не пройтись.

"Но позвольте, - сказала себе мадам Брэди, - у меня и малейшего чувства вины не было, которое хоть каким-нибудь крылом меня коснулось".

- Вы вернетесь к себе домой, в ваш привычный мир, - продолжала сахарно-медовым тоном Карен. - И со всеми делами, которые ждут вас, вы придете в себя, как вы это всегда делали.