Из другого мира   ::   Орловский (Грушвицкий) Владимир

Но не хочется бросать работу сейчас, когда я подошел к таким результатам, - страшно потерять нить.

И потом странно: эти дни, что я лежу дома, я чувствую себя в сущности довольно сносно - во всяком случае галлюцинации не повторяются.

А когда я встану - я опять увижу Нину Павловну.

3

Мешканцев встал и увидел Нину Павловну. Они шли вдвоем по темнеющим аллеям парка, среди двух стен тополей, вонзающихся оперенными стрелами в вечереющее небо. Прямо перед ними, купаясь в холодных провалах звездных пустынь, зажегся уже Орион, торжественно тихий и многоокий. Густели тени фиолетовыми пятнами, буйная зелень стряхивала истому пыльного знойного дня и набухала темной пьяной дурью и ароматами. Из грота по серым камням звонкою капелью, со ступеньки на ступеньку журчал источник.

Мешканцев шел, слушал, вдыхал всей грудью густой воздух и всем существом ощущал близость девушки. Они говорили о далеких веках юности человечества, когда скованный разум только начинал расправлять крылья, бросая удивленные взгляды-молнии на открывающийся неведомый, таинственный мир.

- Какая прекрасная легенда - этот жаждущий и немогущий насытиться доктор Фауст, - говорила Корсунская - великий искатель, отказывающийся от вечного блаженства ради того, чтобы знать... знать, какою бы то ни было ценою.

Мешканцев плохо вникал в смысл ее слов и слушал только их музыку; они звенели в унисон с капелью струй и пропитаны были ароматами южной ночи. Потом спросил, отвечая больше собственным мыслям, чем фразам девушки.

- А Маргарита?

- О, - измышление тайного советника Ваймерского Двора. Я предпочитаю Фауста таким, каков он в старинных легендах и хрониках.

- Измышление Великой Матери Природы, - ответил Мешканцев и вдруг спросил, глядя в упор на собеседницу:

- Неужели вы никогда не испытывали ее зова?

Девушка молчала, и в наступившей темноте не видно было ее лица. Это мучило его, но он не мог уже остановиться и опять, словно с горы разбежался, как давеча, в разговоре о своих работах.

- Нина Павловна, наша встреча с вами - конечно, случайность, которыми полна жизнь, и мне жутко подумать, что наши дороги, скрестившись, быть может, уже больше не сойдутся.

- Почему же? - как-то неуверенно спросила Корсунская, слегка касаясь его руки. - Можно, будучи разделенными сотнями верст, работать над одним и тем же и обмениваться мыслями...

- Я не об этом, - и голос Мешканцева задрожал, - я завидую не доктору Фаусту немецкой легенды, а Фаусту тайного советника, господина Гете...

Девушка отодвинулась вдруг, и голос ее зазвучал чужим, далеким:

- Дмитрий Александрович, неужели и вы о том же? - Было слышно, как хрустят пальцы заломленных рук.

- И я? Но что же делать? Мне кажется, что я всю жизнь ждал этой встречи, искал именно вас...

- Не надо, ради бога, не надо... Мне было бы так больно, если бы омрачилось то светлое, что связало нас за эти дни...

Простите меня, голубчик, но я... не гожусь в Маргариты. Я не знаю, как вам сказать... Во мне нет струи, которая могла бы отозваться на этот зов... Я - пустая...

- Безлюбая? - повторил машинально Мешканцев когда-то слышанное слово.

- Да, безлюбая... Нельзя служить сразу двум господам. Мой уже выбран раз и на всю жизнь. А относительно вас...

- Не надо, - заговорил теперь Дмитрий Александрович, и папироса его ярко вспыхнула, освещая бледным пятном жестко сжатые губы. - Будем считать, что этот разговор кончен.

- Вы сердитесь? - спросил из темноты голос, дрогнувший теплыми нотами.

- Нет, Нина Павловна, - ответил он угрюмо после некоторого молчания, оставим это, и пусть все будет, как было.

Возвращались они молча, и Мешканцеву казалось, что пылающий Орион померк в высоте.

Дмитрий Александрович не вернулся к себе, а прошел в лабораторию, где он обычно работал вечерами, когда кончалась заводская кутерьма.