Как дружба с недружбою воевали   ::   Етоев Александр

 — Гость вытащил из-за пазухи старинный хронометр-луковицу, отщёлкнул двойную крышку, и в комнате заиграла музыка. — Вы ещё успеете, если отправитесь прямо сейчас. — Крышечка на часах захлопнулась, музыка осталась внутри, часы спрятались восвояси.

— Это далеко? С собой мне что-нибудь брать?

— Не надо, всё необходимое там имеется. — При этих словах гость почему-то хихикнул и выдернул из бороды волосок. — Костыльковское кладбище по Киевскому шоссе знаете? Нет? Значит, ещё узнаете. Так вот, от кладбища по дороге на Мохогоново ещё две автобусных остановки. Остановка ваша называется Топь. Сойдете, а там — леском, мимо свалки химических отходов, потом будет 5-я мыловаренная фабрика, её вы по запаху определите, сразу за ней — живодёрня, слева — бывший туберкулезный диспансер, потом увидите бетонный забор, идите вдоль него метров сто, только не перелезайте — за забором стреляют. Забор кончится, начнется болотце, идите смело, там набросаны жерди — хлипкие, но пройти можно. Кстати, у вас болотные сапоги есть? Хотя неважно, до сапог дело, может, и не дойдет. Перейдёте болото, увидите деревянную вышку. На вышке должен быть часовой. Скажете ему, что вы в Заповедник. Да, и возьмите с собой документы — паспорт там, свидетельство о рождении, диплом, военный билет… впрочем, чего мне вам говорить — не маленький, сами знаете.

Гость вдруг поспешно засобирался, вскочил со стула и стал судорожно благодарить хозяина за пельмени. Потом он кинулся как шальной в прихожую; Андрей Т. с трудом за ним поспевал, а когда рыжебородый ткнулся в темноте в этажерку со старыми газетами и журналами, приснопамятная «Спидола», что без малого двадцать лет простояла на шкафу в коридоре, не издав за это время ни песни, ни лозунга, ничего, вдруг наполнилась шумами эфира, обрывками полузнакомых мелодий, голосами, шорохами и вздохами. Потом эта какофония звуков сменилась однообразным голосом, выхваченным из какой-то радиопостановки: «…А бояться тебе, бриллиантовый, надо человека рыжего, недоброго…»

Гость при этих словах почему-то прикрыл ладонями бороду, а когда ладони отнял, борода была уже никакой не рыжей, а нейтральной пепельно— серой коротенькой, ухоженной бородёнкою, выдержанной в лютеранском стиле. Гость перетаптывался с ноги на ногу и почему-то не уходил.

— Простите за навязчивость, — сказал он наконец, — у вас шнурков лишних нету? А то я тут в баню сходил помыться, так какой-то негодник у меня шнурки из ботинок вынул. Не беспокойтесь, я вам верну. Адрес-то я ваш помню, вышлю бандеролью шнурки, только вот до дома доеду.



ГЛАВА 2

Ехать было, конечно, надо и ехать надо было не медля и не раздумывая. И всё-таки Андрей Т., наученный разномастным опытом своих тридцати с небольшим лет, набрал номер квартиры родителей, чтобы кое-что выяснить. Трубку сняла мама. Минут двадцать она жаловалась на нынешнюю дурную жизнь, потом столько же сокрушалась о своем непутёвом сыне, который думает бог знает о чём, а только не о нормальном быте, и что надо бы вернуться в семью, мало ли, что Верка вздорная, драчливая баба, ведь и сам-то он был хорош, не она одна виновата, и детям нужен отец, иначе вырастут из детей бандиты, и слава богу, что яйца подешевели вчера на рубль, так что, может, не всё ещё в России похерено, и не было даже щёлки в ее затянутом монологе, чтобы вставить хоть точечку, хоть словечко, не говоря уже о важном вопросе по поводу их лестничного соседа.

— Конь-то? — переспросила мама, когда сыну всё-таки удалось продолбить в её словах дырочку. — Был, был, Андрюшенька, ты не поверишь, был. Десять лет как съехал, мы уже и думать о нем забыли, а тут явился.