Как я написал Новый Завет   ::   Резник Майк

Только сумасшедший может проклясть дерево за то, что оно не дает плодов не в сезон, верно? Но по какой-то причине все, кто читает об этом, полагают, что сие — пример его могущества, а не глупости. Так что вскоре мне это надоедает, и я больше не прикасаюсь к священному писанию.

А кроме того, я чувствую, что пора перебираться в другие края. Я начинаю замечать, что, стоит мне прижиться в каком-то месте, как у меня появляется зуд в пятках и приходится двигаться дальше. Я понимаю: это, разумеется, проклятие, но если путешествие из Греции в Рим во времена расцвета империи сопровождалось только положительными эмоциями, то в темные века прогулки по Европе удовольствия не доставляют, поскольку двухсложное слово оказывалось для большинства населения камнем преткновения, да и мыло еще не вошло в обиход.

Короче, после посещения столиц Европы у меня возникает ощущение, будто я вновь вернулся в древнюю Иудею, и я решаю, что пора кончать с темными веками. Осенило меня аккурат в Италии, я делюсь своими мыслями с Микеланджело и Леонардо (мы как раз пили доброе вино и играли в карты) и они признают мою правоту, соглашаясь, что пришла пора Возрождения.

Потом выяснилось, что сдвинуть телегу с места — дело непростое, так что у них обоих слегка помутилось в голове. Микеланджело проводит несколько лет, лежа на спине, весь заляпанный краской, а Леонардо начинает конструировать летательные аппараты. Однако труды их не пропадают даром, в Италии начинает возрождаться цивилизация, хотя элегантная Лукреция Борджа, которая неизменно танцует со мной на всех балах, щедро сдабривает этот процесс ядом. Но Майк и Лео не сдаются, жизнь становится все интереснее, да вот у меня опять чешутся пятки, так что следующее столетие я провожу в блужданиях по Африке, где открываю водопады Вечного жида. И даже ставлю столб с щитом, надпись на котором призвана увековечить сие открытие. Но, видать, кто-то пускает столб и щит на дрова, потому что какое-то время спустя я узнаю, что это чудное местечко переименовано в водопады Виктории.

Так или иначе, но я брожу по свету, и жизнь становится все более занимательной, поскольку начинается промышленная революция. На меня же все больше давит чувство вины — не за то, что я давным-давно слишком вольно обошелся с Мессией, но потому, что за все это время не сделал ничего значительного, разве что позволил Леонардо нарисовать портрет моей подружки Лизы. Сами понимаете, восемнадцать веков бесцельного существования не могут не сказываться на психике.

И вот я останавливаюсь в маленьком английском городке, называющемся Сент-Эндрус, где только что придумали новую игру 3 , первым в мире прохожу все восемнадцать лунок и понимаю, что нашел-таки цель в жизни. А цель эта — использовать дарованное мне бессмертие для того, чтобы сыграть в гольф на всех полях мира. Пока оно только одно, но я знаю, что скоро счет пойдет на тысячи.

В итоге я становлюсь инвестором, покупаю коттедж в Калифорнии и дом во Флориде и, пока весь мир ждет, когда же новая игра начнет победоносное шествие по странам и континентам, сооружаю песчаные и травяные ловушки. А уж от ловушек — прямая дорога к клюшкам, потому что обычная, какой играли в Сент-Эндрусе, годится далеко не на всё случаи жизни. Сначала мне хватает трех металлических клюшек, потом девяти, в планах у меня все двадцать шесть, но на девяти я останавливаюсь, дожидаясь, пока не изобретут каталку, потому что тащить на себе по пятимильному полю для гольфа двадцать шесть металлических клюшек, не говоря уже о деревянных и короткой, — неблагодарное занятие.

К восьмидесятым годам двадцатого столетия я уже отыграл на всех шести континентах и теперь с нетерпением жду появления крытых полей в Антарктиде. Возможно, они появятся еще лет через двести, но чего у меня в достатке, так это времени. А пока я просто продолжаю множить свои достижения.