Как некто пришел, в соответствии с предсказанием, в город Никогда   ::   Дансени Лорд

И звезды немного потускнели и стали неясными; но пока не было и признаков рассвета, когда далеко во тьме ночи появились два небольших шафранных пятнышка, затем четыре и пять: это были гиппогрифы, танцующие и вертящиеся вокруг солнца. Другая группа присоединилась к ним, их теперь стало двенадцать; они танцевали, сверкая своей причудливой расцветкой, когда поворачивались к солнцу спинами, они спускались медленно, широкими кругами; на деревьях, выделявшихся внизу на фоне неба, чернели тонкие ветки; вот звезда исчезла в небесах, потом другая; и рассвет приблизился подобно музыке, подобно новой песне. Утки понеслись к озеру от еще темных полей, вдали раздались чьи-то голоса, вод обрела цвет, и тем не менее гиппогрифы сияли в свете, паря в небе; но когда голуби уселись на карнизах и первая пташка подала голос, и маленькие лысухи все вместе поднялись в воздух, тогда внезапно с громом оперения гиппогрифы спустились вниз, и, как только они снизошли со своих астрономических высот, чтобы окунуться в первые лучи солнечного света, человек, которому в давние времена было предречено судьбой прибыть в Город Никогда, прыгнул и поймал последнего своим волшебным поводом. Скакун рвался, но не мог освободиться, поскольку гиппогрифы принадлежат к древнейшей породе, и волшебство имеет власть над другим волшебством; так что человек натянул повод, и скакун подскочил снова к высотам, с которых прибыл, как раненное животное возвращается домой. Но когда они вознеслись на те высоты, отчаянный наездник увидел по левую руку огромный и величественный, предназначенный ему Город Никогда, и он созерцал башни Лел и Лека, Нирид и Акутума, и утесы Толденарба, сверкающие в сумерках подобно алебастровой статуе Вечера. К ним он повернул скакуна, к Толденарбе и пропастям; крылья гиппогрифа гремели, когда повод направлял его. О пропастях же кто может говорить? Их тайна нерушима. Некоторые считают, что они являются источниками ночи, и что темнота нисходит из них вечерами в наш мир; в то время как другие намекают, что знание о них могло бы уничтожить нашу цивилизацию.

И за ним непрерывно наблюдали из пропастей глаза тех, в чьи обязанности это входило; дальше и глубже летучие мыши, которые обитали там, взлетели, когда увидели удивление в глазах; стражи на стенах разглядели поток летучих мышей и подняли свои копья, как в военные времена. Однако когда они почувствовали, что та война, за которой они наблюдали, теперь не касается их, они опустили копья и позволили ему войти, и он пронесся с грохотом через ведущие к земле ворота. И так он прибыл, как было предсказано, в Город Никогда, вознесенный на Толденарбе, и увидел поздние сумерки на тех башенках, которые не ведают иного света. Все купола были медными, но шпили на их вершинах были золотыми. Маленькие ониксовые ступеньки вели туда-сюда. Вымощены агатами были славные улицы города. Через маленькие квадратные стекла из розового кварца жители выглядывали из своих домов. Им, поскольку они смотрели со стороны, далекий Мир казался счастливым. Хотя тот город был облачен всегда в одну одежду, в сумерки, все же его красота достойна восхищения: город и сумерки были несравненны, но лишь друг для друга. Бастионы города были построены из камня, неизвестного в нашем мире; добытый неизвестно где, но названный гномами «эбикс», этот камень так отражал в сумерках красоту города, цвет за цветом, что никто не смог бы разглядеть, где кончаются вечные сумерки и начинается Город Никогда; они были близнецами, самыми лучшими детьми Чуда. Время было там, но касалось только куполов, которые были сделаны из меди, остальное оно оставило нетронутым, даже оно, разрушитель городов, было подкуплено неведомой мне взяткой. Однако часто плакали в Никогда о переменах и уходах, носили траур по катастрофам в других мирах, и даже иногда строили храмы разрушенным звездам, которые упали, пылая, вниз с Млечного пути, и все еще поклонялись им, давно забытым нами.