Какое дело пчеле   ::   Азимов Айзек

В конце весны и летом это место находилось высоко в ночном небе, и порой Кейн смотрел на него всю ночь напролет, пока оно не исчезало за юго-западным горизонтом. А в другие времена года он смотрел на это место днем.

С этим местом была связана какая-то мысль, которую ему никак не удавалось нащупать. С годами она крепла, все больше приближалась к поверхности и уже, казалось, должна была найти себе выражение. Но все-таки оставалась смутной.

Кейн беспокойно переступил с ноги на ногу и подошел к кораблю. Почти завершенному, почти готовому к полету. Все было точно подогнано одно к другому. Почти.

Ибо внутри у самого носа оставалось пустое пространство чуть больше человеческого тела. И к этому пространству вел проход, чуть шире человеческого тела. Завтра проход будет заполнен последними деталями, но перед тем надо заполнить пространство. Только совсем иным, чем планировали они.

Кейн подошел еще ближе, но никто не обратил на него внимания. Все давно привыкли к его присутствию.

Предстояло подняться по металлической лестнице и пройти по мостику, чтобы проникнуть в последний не загерметизированный люк. Кейн знал про этот люк так, словно выстроил весь корабль собственными руками. Он поднялся по лестнице, прошел по мостику. Там никого не было...

Он ошибся. Там оказался один человек, который резко спросил:

- Что ты тут делаешь?

Кейн выпрямился, его рассеянные глаза уставились на говорившего. Он поднял гаечный ключ и несильно ударил человека по голове. Тот упал.

Кейн с полным равнодушием оставил его лежать. Сознание к нему скоро вернется, но не прежде, чем Кейн успеет забраться в люк. А придя в себя, человек не вспомнит ни Кейна, ни то, что упал без сознания. Просто из его жизни исчезнут пять минут, которых он никогда не хватится.

В потайном месте было темно и, разумеется, отсутствовала вентиляция, но Кейн не обращал на это никакого внимания. Он забрался туда с инстинктивной уверенностью и улегся, уютно свернувшись, словно в материнской утробе.

Через два часа они вмонтируют последние приборы, задраят люк и, сами того не зная, оставят на корабле Кейна - единственное существо из плоти и крови среди металла, керамики и горючего.

Кейн не боялся, что его обнаружат. Никто не знал о существовании его тайника. Он не значился в чертежах. Техники и строители не подозревали, что оставили свободное место в корпусе.

Кейн все устроил сам. Он не отдавал себе отчета в том, как именно сделал это. Но сделал. Он не раз замечал свое воздействие на людей, не понимая, как и почему воздействует на них. Взять, например, этого Хаммера, того, кто руководил постройкой и наиболее поддавался воздействию. Из всех смутных фигур, окружавших Кейна, он был наименее смутной. И порой Кейн четко сознавал его присутствие - когда проходил мимо него в своих неторопливых и неопределенных блужданиях по строительной площадке. Только это и требовалось - пройти мимо.

Кейн помнил, что так случалось и прежде. Особенно с теоретиками. Когда Лиза Мейтнер решила провести проверку на барий среди продуктов нейтронной бомбардировки урана, Кейн был рядом - никем не замеченный бродил по соседнему коридору.

Он сгребал опавшие листья и мусор в парке в 1904 году, когда мимо, размышляя, прошел молодой Эйнштейн. Внезапно Эйнштейн зашагал быстрее, словно подгоняемый неожиданной мыслью. Кейна словно током ударило.

Но как это делалось, он не знал. А паук знает архитектурные теории, когда начинает плести паутину?

Впрочем, истоки уходили глубже в прошлое. В тот вечер, когда молодой Ньютон смотрел на луну и в голове у него забрезжила некая мысль, Кейн был поблизости.

И еще глубже в прошлое.

Пейзаж Нью-Мексико, обычно пустынный, был весь усеян человеческими муравьями, которые копошились возле металлической колонны, устремленной острием вверх. Она не походила на все предшествовавшие ей конструкции.