Коммунальный триптих (Коридор - 2)   ::   Видар Гарм

Но все же, я думаю, вы не правы.

- Марк, ну почему вы все время молчите?! - в отчаянии воскликнула мадам Хнюпец.

- Целакант, - тихо из-за двери сказал Марк Абрамыч Зомбишвилли, стараясь не отрываться от сладостно мучительного процесса ваяния образа положительного героя - Виргилия Шерстобуева, который в ходе развития сюжета безвозмездно передает свою отдельную трехкомнатную квартиру бездомной старушке, а сам переселяется в шестиметровую комнату в квартире с коммунальными услугами на пятьдесят восемь семей, где под влияние дружного сплоченного коллектива становиться еще более положительным, но погибает от руки коррумпированного работника исполкома, пытающегося насильно переселить нашего героя в отдельную семикомнатную квартиру улучшенной планировки в престижном районе из специального депутатского фонда.

- Богохульник! - злобно проворчала бабка Дюдикова.

- Сдаетесь? - спросил неожиданно помрачневший сосед Кузякин.

- Ну... - глубокомысленно сказал поэт О.Бабец.

- Не ну, а вобла! - рявкнул сосед Кузякин, у которого очевидно от долгого воздержания начался абстинентный синдром.

- Почему же вобла, милейший? - удивилась мадам Хнюпец.

- А я - так вижу! - отрезал сосед Кузякин и, пока все переваривали этот "отрез", быстро открыл призовую бутылку пива и тут же ее выпил.

Бабка Дюдикова, первой почуявшая опасность, летучей мышью юркнула в свою конуру и злобно забормотала в замочную скважину:

- Зенки залил с утра, вурдалак проклятый, теперь душа кровушки требует..

Мадам Хнюпец тут же презрительно пожала плечами:

- Где они эти ваши вурдалаки - фу! на них!!! - и мадам дунула в пол силы, но в сторону соседа Кузякина, отчего сосед Кузякин чуть было не упал в тазик с рыбьими хвостами, но был вовремя поддержан под локоток любвеобильным поэтом О.Бабцом.

- А пошли вы все! - выдираясь из цепких рук лирика-экстремиста в сердцах сказал традиционную фразу сосед Кузякин и метко плюнул в замочную скважину бабке Дюдиковой, но та уже успела отбежать вглубь комнаты и затаиться.

Поэт О.Бабец тут же отпустил соседа Кузякина, и они оба тут же и пошли. Причем сосед Кузякин как вошел в свою комнату, так сразу лег - на пороге, а поэт О.Бабец сначала сочинил очередное бессмертное четверостишие:

Ужель и я проснусь однажды

В предощущении греха

Я буду весь босой, вальяжный

А ты лишь в фартуке... ха! ха!

Но потом мысли поэта смешались и начали стремительно захлебываться в струях душа, под которым в данную минуту уже стояла, наверняка, обнаженная девица Эльвира Кручик, и поэт О.Бабец в испепеляюще неутоленном вожделении стал по привычке биться о спинку своей двуспальной кровати...

И когда в коридоре никого не осталось, из своей комнаты тихо выглянул писатель-фантаст Марк Абрамыч Зомбишвилли. Он осторожно прокрался на опустевшую коммунальную кухню и встал над злополучным тазиком на колени...

- Вобла... стерлядь... простипома... бельдюга! - словно в бреду зашептал Марк Абрамыч Зомбишвилли - фантаст душой и телом. - Даже птица имея крылья может быть всего лишь курицей... А человек без фантазии - это даже не курица, а сациви - никакого полета! Вся жизнь... в горшке.

Марк Абрамыч ласково погладил один из хвостов и загадочно, как юная мать в ожидании первенца, улыбнулся:

- А ведь при жизни ты могла быть русалкой... Только не при этой... при соответствующей.

Марк Абрамыч тяжело вздохнул и на мгновение ему показалось, что случайно затесавшийся среди хвостов рыбий глаз, ему ободряюще подмигнул!

А может Марку Абрамовичу этот рыбий фортель лишь примерещился - как и вся его... ЭТА ЖИСТЬ!