Король пик   ::   Сухомизская Светлана

Он был пиковым королем, и не было на него туза.

Но звездочек вскоре ему показалось мало. Одного страдания ему было недостаточно. Так появились ножницы. Вы не представляете себе, до чего просто отрезать в давке прядь длинных волос или косу, кусочек шарфика или тонкий ремешок дамской сумочки. Он начинал задыхаться от счастья, когда представлял себе недоумение, гнев и… страх, да-да? страх его жертв. Жертвы звездочек считали себя жертвой случая, но жертвы ножниц понимали, что источник их неприятностей — чья-то злая воля, а злая воля, мотивы которой неизвестны и нерациональны, всегда внушает страх.

«Э, да он философ. Смотри-ка, как излагает. Кто бы мог подумать, что парень с такой физиономией может так складно говорить. — Вадим даже почти проснулся. — И история его не такая уж скучная, как сперва казалось».

— Но и ножниц стало недостаточно. Как-то раз тот, в кого я превратился, увидел на дороге раздавленного машиной голубя — окровавленный грязный комок перьев. Он поднял его с асфальта и унес с собой. И в тот же день подложил свою находку в один из полиэтиленовых пакетов с продуктами.

— Н-да, — не удержавшись, негромко хмыкнул Вадим.

Молодой человек опустил глаза и невесело усмехнулся:

— Да, что и говорить, милый юноша. Видите, я даже не могу сказать «я», потому что…

Потому что это был не я, какой-то другой человек, и этот другой становился все меньше похож на человека. Трупов голубей и крыс на улицах города было слишком мало для того, по кому психушка рыдала горючими слезами.

Поэтому он стал покупать в зоомагазинах мышат и цыплят. Открутив бедолагам головы, подбрасывал еще теплые трупики в сумки.

Но ему это мало помогало. Ненависть к женщинам дошла до такой степени, что от одного стука высоких каблуков его начинало трясти, а от запаха женских духов у него темнело в глазах и начинались рвотные спазмы. Вид уверенных в себе, счастливых, хорошо одетых женщин заставлял его непроизвольно сжимать кулаки. Да, он ненавидел женщин, но сильнее женщин он, вернее, то, что осталось в нем от меня, ненавидел себя самого. Я еще не настолько сдвинулся, чтобы не понимать в те редкие минуты просветления, когда ненависть отступала, что зло — не в женщинах, а во мне самом, в том, кем я стал. И я начал бояться его. Он уже был убийцей. Пока что это были только животные, но кто знает, что могло случиться дальше…

А случилось то, что до сих пор остается для меня загадкой — причин я не могу ни вспомнить, ни понять. Однажды я, против обыкновения, пришел домой днем, не снимая ботинок, прошел в кухню, зажег огонь на плите, вынул из кармана куртки ножницы и, обмотав лезвия полой куртки, поднес ручки к огню. Когда они раскалились, я приложил их к тыльной стороне руки и держал, пока от боли не свалился без сознания.

Молодой человек стряхнул пепел с сигареты, потянулся к стакану кока-колы, и Вадим увидел на его левой кисти, между запястьем и большим пальцем, два глубоких полукруглых рубца.

— В тот день я в сознание так и не пришел — подскочила до сорока градусов температура, начался бред. В бреду мне мерещился тот, другой, который продолжал свою охоту на женщин. Но я был всего лишь сторонним наблюдателем, он больше не был мной. Когда я окончательно пришел в себя, мне решились сообщить два известия. За время моего беспамятства выяснилось, что я отчислен из института и призван в армию. Несчастья оказались спасением. Спасибо армии.

— Где служили?

— В ВДВ. В Афганистане. Вадим невольно вздрогнул.

— Было очень страшно. Тяжело, невыносимо. Словами не скажешь. Но я выжил. И вернулся. Другим человеком. На гражданке тоже было несладко. Мотался по стране, работал кем придется. В Москву вернулся не так уж давно — месяцев семь назад. Нельзя сказать, чтобы она встретила меня ласково. Но я стал сильным.