Комбат   ::   Воронин Андрей

«Опять молодежь ночами не спит, гуляет», – безо всякой злости подумал отставной майор, не спеша поднимаясь по ступенькам. Стоило докурить предпоследнюю сигарету с удовольствием, без спешки.

Где-то на третьем этаже горела одна единственная лампочка, но ее тусклый свет почти не проникал на площадку второго, где расположилась молодежь – человек шесть, сидевших на подоконнике и на ступеньках. Он подошел к ним, но никто из сидящих на ступеньках даже не соизволил подняться, не соизволил подвинуться, чтобы пропустить законного жильца к его квартире.

– Что это, молодежь, вы так неуважительны ко мне, а? – негромко, сипловатым баском спросил Борис.

Лицо его оставалось непроницаемо спокойным.

– А тебе чего надо?

– Да я домой иду.

– Ну и иди, – послышалось снизу.

Отставной майор посмотрел на парня, сидевшего у его ног с сигаретой в руке.

– Задницу от ступеньки оторви.

– Пошел ты!

– Слушай, свали отсюда, – сказал Рублев негромко, но абсолютно четко.

– Чего? Чего? – почти просвистел парень, тискавший девицу на широком подоконнике.

Дальше Борис говорить не стал. Он опустился, приподнял за плечи семнадцатилетнего парня, сидевшего у его ног, приподнял легко – так, как крестьянин поднимает полмешка картошки.

Парень явно не ожидал подобного, и у него от неожиданности перехватило дыхание. Он что-то хотел выкрикнуть, выругаться матом, но вместо этого из горла вырвалось лишь сипение, похожее на звук, издаваемый пробитым колесом.

– Тебе мама в детстве говорила, уступай дорогу старшему, значит, уступай, – бормотал Борис Рублев, делая шаг вперед сразу через две ступеньки, ему так не хотелось связываться с наглыми недоростками.

– Эй, стой, козел! – раздалось у него за спиной.

Борис остановился. На фоне подъездного окна вырос силуэт широкоплечего парня. С такими плечами невозможно не верить в свою непобедимость.

– Ты на меня, что ли, так сказал?

– На тебя, козел.

– За козла ответить придется или извиниться. Думаю, ты ошибся в темноте.

– Посмотрим, кто еще отвечать сможет.

– Пожалеешь.

– Себя пожалей.

Парень судорожно извлек из кармана куртки кастет. Борис уловил это движение, но остался стоять спокойно, ожидая, что же произойдет дальше.

– Козел, ты что здесь ходишь? – повторил парень, выбрасывая вперед правую руку с тяжелым свинцовым кастетом. Он был уверен в том, что собьет своего противника с ног с первого удара.

Но рука, вытянувшись во всю длину, замерла в воздухе буквально в каких-то двух – трех сантиметрах от подбородка Бориса Рублева.

Он перехватил парню запястье.

– Слушай, может ты извинишься? – сжимая своими пальцами запястье руки, словно тиски сжали заготовку, спокойно и уверенно произнес отставной майор. – А не то, жалко ж тебя!

– Отпусти руку, козел! Отпусти! – просипел парень и попытался дернуться.

Но комбат сжимал запястье парня все сильнее и сильнее. От сильнейшей боли тот взвизгнул и принялся медленно оседать, все еще судорожно пытаясь вырвать свою руку с кастетом.

– Так может, все-таки извинишься? Я не люблю, когда со мной так разговаривают.

– Аааа! Козел!

– Подумай.

– На хрен!

– Сам ты козел.

Может быть, комбату и не стоило все это затевать, не стоило поучать молодежь и тогда все обошлось бы относительно тихо и мирно, оставив в душе лишь противный, неприятный осадок, которому и продержаться-то – не дольше утра, не дольше первой утренней чашки чая. Но не таким человеком был Борис Рублев. Он даже старшим по званию и старшим по должности никогда не спускал вольного обращения с собой, он просто не терпел, когда им помыкали и считали его дерьмом, а не настоящим мужчиной.

Тот, которого комбат убрал со ступенек, закричал и бросился на Рублева, ударив его головой в живот. Комбату пришлось отпустить запястье длинноволосого.