Костяной дом   ::   Силверберг Роберт

 — Неужели не понял? Вокруг нас бродит человек-стервятник. Или дух одного их них.

Все вскрикивают и что-то бормочат.

Я оборачиваюсь к Сэлли. Это моя женщина. Мой язык еще не поврачивается назвать ее женой, но по сути так оно и есть. Я зову ее Сэлли, потому что дома у меня была девушка с таким именем, на которой я собирался жениться. Но это было далеко отсюда и в другой геологической эпохе.

Я спрашиваю Сэлли, кто такие люди-стервятники.

— Это очень древние люди. Они жили здесь, когда мы пришли в эти края. Но теперь они все умерли. Они…

Больше она ничего не успевает сказать, потому что внезапно надо мной нависает Зевс. Он всегда относился ко мне со смесью восхищения и сдерживаемого презрения, но сейчас я читаю в его глазах нечто новое.

— Есть дело, которое ты должен сделать для нас, — говорит он мне. — Чтобы отыскать чужака, нужен другой чужак. Вот твоя задача. Дух он, или человек — мы должны узнать правду. И завтра ты пойдешь, отыщешь его и поймаешь. Понял? Ты пойдешь искать на рассвете и не вернешься, пока его не отыщешь.

Мне хочется что-то сказать, но губы отказываются шевелиться. Впрочем, мое молчание, кажется, вполне удовлетворяет Зевса. Он улыбается, кивает, резко поворачивается и выходит в ночь.

* * *



Все собираются возле меня, охваченные тем возбуждением, которое приходит, когда кого-то из твоих знакомых выбирают для совершения важного дела. Я никак не могу понять, завидуют ли они мне, или же сочувствуют. Би Джи меня обнимает, Дэнни тыкает в плечо, Пол отстукивает нечто веселое на барабане. Марти извлекает из своего мешка зловеще острый каменный нож дюймов девяти длиной и вкладывает его мне в руку.

— Вот. Держи. Он может тебе пригодиться.

Я смотрю на нож так, словно у меня в руке живая граната.

— Слушай, — говорю я. — Я понятия не имею, как нужно выслеживать и ловить людей.

— Ерунда, — вставляет Би Джи. — Разве это трудно?

Би Джи — архитектор. Пол — поэт. Марти поет лучше Паваротти. Дэнни рисует и вырезает статуэтки. Я считаю их всех своими закадычными приятелями. Всех их с натяжкой можно назвать кроманьонцами. Но не меня. Тем не менее, они относятся ко мне как к соплеменнику. Мы пятеро

— одна шайка-лейка. Без них я давно бы свихнулся. Потерявший все, отрезанный от всего, к чему я привык и что знал.

— Ты сильный и быстрый, — говорит Марти. — Справишься.

— И очень умный. Правда, по-своему, — поддакивает Пол. — Умнее ег о. Мы совсем за тебя не боимся.

Иногда они говорят со мной снисходительно, как с ребенком. Полагаю, я этого заслуживаю. В конце концов, каждый из них — умелая и талантливая личность, гордая плодами своего труда. Я в их глазах слегка слабоумный, и до сих пор не могу к такому отношению привыкнуть, потому что дома — там, откуда я прибыл — меня тоже считали умелым и опытным.

— Идите со мной, — говорю я Марти. — Ты и Пол. Я сделаю все, что полагается, но хочу, чтобы вы были рядом.

— Нет, — отвечает Марти. — Ты пойдешь один.

— Би Джи? Дэнни?

— Нет, — отвечают они. И их улыбки становятся натянутыми, а глаза ледяными. Внезапно мне перестает здесь нравиться. Быть может, мы и приятели, но идти я должен один. А может, я вообще неправильно понял ситуацию, и мы вовсе не такие уж и большие приятели. Как бы то ни было, мне предстоит пройти своего рода тест. Или ритуал посвящения, инициацию. Не знаю. Стоило мне начать думать, что они, за исключением нескольких пустяковых различий в обычаях и языках, точно такие же люди, как и мы, как я осознал, насколько они, в сущности, чужие. Не дикари, вовсе нет. Но они даже отдаленно не напоминают современных людей. Они нечто совершенно другое. Их тела и умы — чистейшие Homo sapiens, но их и наши души разделяют двадцать тысяч лет.

— Расскажи мне о людях-стервятниках, — прошу я Сэлли.

— Они как животные, — отвечает она.