Красный дом   ::   Мак-Каммон Роберт

- Похоже, у нас новые соседи, - сказала мать, обмахиваясь носовым платком. Она повернула стул, якобы лицом к ветру, но на самом деле, конечно, чтобы лучше видеть происходящее через улицу.

- Надеюсь, это американцы, - с нажимом произнес отец, откладывая газету. Видит Бог, инородцев вокруг у нас уже достаточно.

- Интересно, какую работу предложил мистер Линдквист нашему новому соседу, - продолжила мать, поворачиваясь к отцу, но отвела взгляд с проворностью мухи, уворачивающейся от мухобойки.

- Конвейер. Мистер Линдквист всегда поначалу ставит новичков на конвейер. Одна у меня надежда - кем бы они ни был, главное, чтобы разбирался в бейсболе. Потому что твой сын - ни бум-бум.

- Ладно тебе, пап, - протянул я. Почему-то в его присутствии голос мой всегда становился слабым и неуверенным. Я в мае закончил школу, работал на полную ставку на заводе, но отец все равно считал меня двенадцатилетним мальчишкой и тупым как пробка.

- Скажешь, не так? - рявкнул отец. - Считаешь, "Юнцы" могут потянуть на чемпионство? Чушь! "Юнцам" никогда в жизни не видать...

- Интересно, есть ли у них дочка, - сказала мать.

- Когда ты научишься молчать, когда я говорю? - взъелся отец. - Ты меня за радио считаешь, что ли?

Маляры тем временем распечатывали канистры с краской. Один из них сунул кисть в горловину, по болтал и вынул.

- О Боже, - прошептала мать с круглыми глазами. - Вы только взгляните!

Мы взглянули и потеряли дар речи.

Краска оказалась не той безлико-серой, как на всех остальных домах Аккардо-стрит. О нет, это был цвет алый, как грудь малиновки. Даже еще краснее: красный, как неоновые огни в баре на набережной, отчаянно красный, как ограничительные огни на волноломе в заливе и на бонах, огораживающих торчащие из воды скалы. Красный, как праздничное платье той девочки, которую я видел на танцах и с которой не набрался храбрости познакомиться.

Красный, как красная тряпка, которой машут перед глазами быка.

Когда маляры начали покрывать этой кричаще-красной краской дверь дома, отец мой вскочил с кресла с таким рычанием, словно ему дали ногой под зад. Если он и ненавидел что-нибудь на свете, так это красный цвет. Он всегда говорил - это коммунистический цвет. Красный Китай. Красные. Красная площадь. Красная армия. Он считал "Красных из Цинциннати" самой худшей бейсбольной командой, и даже от одного вида красной рубашки у него сжимались кулаки. Я не знаю, откуда это у него, может, что-то в мозгу или с обменом веществ. Не знаю. Но как только он видит красный цвет, впадает в ярость и начинает орать как бешеный.

- Эй, вы! - заорал он через улицу. Маляры с любопытством уставились на него и даже прекратили работу, потому что этим криком можно было, наверное, вышибить стекла. - Что это вы тут делаете, черт побери?!

- На лыжах катаемся, - последовал ответ. - На что еще похоже то, что мы делаем?

- Ну-ка прекратите! - Глаза отца, казалось, сейчас вылезут из орбит. Прекратите, к чертовой матери, сию секунду!

Он ринулся вниз по ступенькам, мать завизжала ему вслед, чтобы не сходил с ума, и я понял, что, если он не остановится и поднимет руку на этих маляров, дело может кончиться плохо. Но отец остановился у тротуара. К этому моменту из нескольких домов по соседству уже высунулись любопытные узнать, что за шум, а драки нет. Вообще говоря, в этом не было ничего особенного; вопли и скандалы дело обычное для Аккардо-стрит, тем более когда наступает летняя жара и наши щитовые домишки превращаются в раскаленные клетки.

- Идиоты! - продолжал рычать отец. - Эти дома принадлежат мистеру Линдквисту! Обернитесь вокруг! Вы видите среди них хоть один коммунячьего цвета?!

- Нет, - ответил один. Остальные молчали.