Крематорий   ::   Масодов Илья

Крематорий походил на храм, и современная архитектура еще более подчеркивала бесчеловечное, тупое мракобесие. Все было безжизненно, выполнено в абстрактной геометрической манере, из белого и черного, ровными линиями, стояли мерзкие мужчины в черных костюмах, служители культа, я подобрался к одному из них и взял его за деревянный локоть, от него пахло присохшим потом, наверное, трудно приходилось в костюме на такой жаре.

- Прошу прощения, - тихо сказал я. - Сейчас принесут девочку, нельзя ли было ее не жечь? Я заплачу.

Мужчина внимательно посмотрел на меня своими хищными глазами, но какого рода это был интерес, я понять не мог.

- Мне не нужен труп, я просто не хочу, чтобы ее сожгли. Не по-христиански это. Лучше в поле закопать.

Мужчина не отвечал, продолжая смотреть мне в глаза, его напарник тоже уставился, покачивая головой вверх и вниз, как змея. Я вытащил деньги.

- Возьмите, ради бога, - я сунул деньги мужчине в карман фрака. - Не жгите только ребенка, я прошу вас, не...

- Будет сделано в лучшем виде! - рявкнул вдруг первый мужчина так, что второй дернулся и судорожно мигнул. - Гриша, встречай родственников, - он повернулся на каблуках и вышел в единственную в зале внутреннюю дверь.

Дальше все было, как всегда, как на сатанинской мессе. Один крупный с проседью мужчина говорил речь, а может, проповедь, вытирая платком пот со лба и глаз, женщины держали под руки мать, которая уже, кажется, была в экзальтированном обмороке от жары, оратор лицемерил о быстротечности человеческого бытия, проклинал мою злую душу, надо же на ком-то было выместить, даже к Богу воззвал, но неуверенно, видно, не привык, потом он прослезился, вспомнив одну историю о Женечкиной непосредственности, как это обычно происходит в таких случаях, такие истории живут дольше детства, а порой и человека, вот только одно воспоминание это и останется после нее, больше ничего. Все повздыхали, слезы вытерли, но пора уж было и жечь, ребенка-то, к обряду приступать, гроб на круг поставили, на раздвижные ворота в ад. Могут ли они представить себе, каково ей там будет, в огне?

Второй служитель крематория уже снова был на месте, оба стояли у стены, сложив руки перед собой, охранники врат. Лица у них сухие, страшные. Створки раздвинулись, гроб грохнулся о металлический пол поднятого до отказа, под самые ворота, лифта, как в железную могилу, и стал медленно опускаться в шахту. Все были сдержанно рады, что уже конец. Им так хотелось, чтобы быстрее наступил конец коротенькой Женечкиной жизни, раз уж ее угораздило, так с глаз долой. Вот она, любовь человеческая, перед смертью всегда остаешься одна, никому ты не нужна, всем надоела.

Створки с лязгом затворились. Мать Женечки сдавленно вскрикнула, и ее потащили прочь. Все бросились наружу. Никто не хотел видеть Хозяина. Каждый боялся услышать из-под разрезанного плотной щелью, как женский орган, сатанинского круга приглушенный детский визг. Я остался стоять у казенных венков, укрепленных на белых столбиках вдоль стен. Я сочувствовал матери. Мы были с ней близки. Она рожала, я убивал.

Мы долго стояли так молча: я возле венков, служители напротив, сложив руки. Они не смотрели на меня, я не смотрел на них. Наконец я прошел к внутренней двери. Она была заперта.

- Вы не можете получить тело, - сказал говорящий. Немой кивнул.

- Я хочу похоронить, - твердо сказал я. - Прямо тут, в поле.

- Вы полагаете, черви лучше огня? - зло каркнул говорящий.

- Я заплатил вам за право похоронить ее в земле.

- Вы можете в течение часа попрощаться с трупом. Часа вам хватит?

Я шагнул к нему и заглянул в желтые змеиные глаза.

- Я заплатил вам за право похоронить ее в земле, - четко проговорил я. Вы продали мне это право, слуги огня, - я показал говорящему свою правую ладонь. Его перекривило.

- Зачем ты пришел в дом огня? - гадко просипел он.