Крах одной светской карьеры   ::   Честертон Гилберт Кийт

— Поразительно! — сказал Бэзил Грант, когда мы свернули на Бэркли-сквер.

— Что именно? — спросил я. — Кажется, вы говорили, что все это естественно.

— Я не удивляюсь, — ответил Бэзил, — что он прошел через бедные улицы. Я не удивляюсь, что он пришел сюда. Я удивляюсь тому, что он идет к очень хорошему человеку.

— Какому? — устало спросил я.

— Странно действует время, — сказал он с обычной своей непоследовательностью. — Нельзя сказать, что я забыл те годы, когда был судьей и все меня знали. Я их очень хорошо помню, но так, как помнят книгу. Пятнадцать лет назад я знал это место не хуже лорда Розбери и гораздо лучше мерзавца, который идет сейчас к Бомонту.

— Кто такой Бомонт? — сердито спросил я.

— Очень хороший человек, лорд Бомонт оф Фоксвуд. Неужели не слышали? Честнейший, благороднейший аристократ, который трудится больше матроса, социалист, анархист, кто он там еще, во всяком случае — философ. Да, как ни жаль, он немного не в себе. Как ни жаль, он помешался на нынешнем культе новизны и прогресса. Пойдите к нему и скажите, что готовы съесть вашу бабушку, и он согласится, если вы приведете социальные и медицинские доводы — предположим, что это дешевле кремации. Прогрессируйте, двигайтесь вперед, а там не важно, к звездам или к бесам. Естественно, в доме у него кишат литературные и политические моды — те, кто не стрижет волос ради романтики, и те, кто стрижет их очень коротко ради гигиены; те, кто ходит на ногах, чтобы не утомлять руки, и те, кто ходит на руках, чтобы не утомлять ноги. Обитатели его салона глупы, как он, но они, как и он, — хорошие люди. Удивительно, что к нему идет негодяй!

— Друг мой, — твердо сказал я, топнув ногой, — истина проста. Употребляя ваше выражение, вы, как ни жаль, немного не в себе. Вы видите на улице совершенно незнакомого человека и немедленно создаете теорию об его бровях. Потом вы подозреваете его в преступлении, потому что он идет к честному лорду. Это чушь. Согласитесь со мной, Бэзил, и пойдем домой. Сейчас там пьют чай, но путь далек, мы опоздаем к обеду.

Глаза его сверкнули, как лампы в тумане и мгле.

— А я-то думал, — сказал он, — что поборол тщеславие!

— Чего же вы хотите? — воскликнул я.

— Я хочу, — отвечал он, — того, чего хочет барышня, надевая новое платье. Я хочу того, чего хочет мальчик, когда бранится с учителем, — словом, хочу покрасоваться. Насчет этого человека я уверен так же, как вы уверены в том, что у вас шляпа на голове. Вы говорите, это нельзя проверить. Я говорю — можно, а потому поведу вас к Бомонту. С ним приятно познакомиться.

— Неужели… — начал я.

— Конечно, — прибавил он, — я попрошу прощения, мы не одеты. — И, перейдя через мглистую площадь, он взошел на ступени.

Услышав звонок, лакей во фраке и манишке открыл нам и, услышав имя моего друга, перешел от недоумения к почтению. Нас быстро повели в гостиную, но беловолосый хозяин успел выйти нам навстречу.

— Дорогой мой! — воскликнул он, тряся Бэзилу руку. — Сколько лет я вас не видел! Вы жили… э… в деревне?

— Не совсем, — улыбнулся Бэзил. — Я жил в затворе, дорогой Филипп. Надеюсь, не помешал?

— Вы! — вскричал пылкий аристократ. — Вы пришли как раз кстати. Знаете, кто здесь?

— Нет, не знаю, — серьезно ответил Грант.

Тем временем из гостиной донесся взрыв смеха.

— Бэзил, — торжественно сказал лорд Бомонт, — у меня сам Уимпол.

— А кто это? — спросил Грант.

— Ну, ну! — воскликнул лорд. — Нет, вы были в деревне. Вы были у антиподов. Вы были на луне. Кто такой Уимпол? Кто такой Шекспир?

— Что до Шекспира, — мирно отвечал мой друг, — предполагаю, что он не Бэкон. Скорее, Мария Стюарт. Что же до Уимпола…

— Неужели вы не слышали о короле остроумия?! — вскричал в экстазе лорд Бомонт.