Мерцающий мир   ::   Соколовский Владимир Григорьевич

Аннотация: Несется по рыжей земле последний сын дождя — гордый человек-конь, ветер рвет буйные волосы с запрокинутой головы, взметнулись к небу сильные руки…

Летит над залитой лунным светом землей девушка с синими глазами, а утром, когда всходит солнце, босиком бегает по облаку — золотой полянке…

Возвращает прошлое, ломает настоящее и приоткрывает завесу будущего неведомая сила — рыжая магия…

Неудержимо притягивает к себе неясный, таинственный, мерцающий мир, в котором можно прожить не одну — тысячи удивительных жизней, но из которого нет пути назад…

В сборнике сказочно-фантастической прозы В. Соколовского причудливо переплетаются реальное и нереальное; сказочные, фантастические мотивы — с острыми социально-нравственными проблемами, философское осмысление жизни — с напряженным сюжетом.

---------------------------------------------

Владимир Соколовский

МЕРЦАЮЩИЙ МИР



Рассказ

Художник А. Амирханов



По сухой погоде Санька Синюхин мог объехать всю свою зону, с самыми крохотными деревушечками, за три часа. Однако сушь этим летом стояла редко, а хороших дорог не было вплоть до райцентра. И колесил Санька, измотанный и взмокший, на надорванном частыми буксовками «газике» по деревням и полевым станам, проклиная свою молодую жизнь. Он был «кинщик». Да вдобавок еще и шофер.

Выпихнутый нынешней весной из ПТУ с правами шофера и дипломом киномеханика, он приехал в районную киносеть и, получив в распоряжение обшарпанный «газон» с киноустановкой, заездил, засновал по деревням. Постоянным своим зрителям он пришелся по нраву, и одарен был прозвищем «Кокоть». Происхождение его вряд ли кто сумел бы теперь объяснить, но — странное дело! — именно оно, как никакое другое, отражало и Санькину внешность, и характер, и — что там еще? — остальное, словом…

Долговязый, мосластый и нескладный, в измазанной, завязанной на голом пузе цветастой рубахе, с мелкими светлыми кудряшками, спадающими на плечи, длинноносый и медлительный — таким предстал Кокоть перед любопытными селянами. Сначала его звали «битла», но не привилось: свои ребята тоже ходили длинноволосые. Встречали добродушно, с симпатией: нравился его спокойный, созерцательный вид, с каким он, словно Петр Первый, в огромных бахилах с отворотами месил грязь вокруг застрявшей передвижки; серьезность, с которой он, продув нос, изрекал верные мысли, вроде: «Поспешай не торопясь», «Запас карман не дерет» и т. д.; то, что не пил и не курил. А главное — то, что Кокоть самозабвенно любил кино.

Да-да. Автомашина, с которой ему волей судьбы пришлось иметь дело, вряд ли была ему симпатична. Рыкающее, неспокойное, трясущееся чудовище. А полазьте-ка хоть бы пару раз под ней, утонувшей в районных хлябях, — и посмотрим, много ли у вас останется уважения к этому виду техники.

Зато кино… о! Самую затрепанную, самую казаную-переказаную ленту Санька готов был смотреть еще и еще невероятное число раз. Невероятное! И, настраивая передвижку, каждый раз нервничал и переживал. Кончалась часть, изображение исчезало с растянутого под небом холста, зрители кричали: «Сапожник!» — а он смотрел в темноту, шевелил губами и автоматически отругивался: «Да погодите!» Для него сюжет так и не прерывался: раскручивался и раскручивался в мозгу по неведомым, ни разу не повторяющимся линиям.

У тети Тони с кинопрокатского склада Кокоть моментально стал своим человеком: в кино эта старая толстая сердечница почти не ходила и все свои кинематографические познания черпала от Саньки. Она принимала на веру и его немыслимое вранье, когда вместо одного фильма Синюхин начинал рассказывать совершенно другой, с тут же придуманной канвой. Кладовщица ахала и бегала по складу, всплескивая руками.