Мерзейшая мощь   ::   Льюис Клайв Стейплз

— Да, — говорил тем временем Кэрри, — теперь действительно видно, что Деннистоун нам не подходит. Талантлив, ничего не скажешь, но совершенно сбился с пути. Хочет поделить поместья, то, се… Говорят, собирается в монахи.

— А все-таки он человек неглупый, — возразил Марк.

— Я рад, что вы и Дик познакомитесь, — легко ушел от ответа Кэрри. — Сейчас мне надо идти, но потом я хотел бы с вами обсудить одно дельце.

Стэддок вопросительно взглянул на него. Кэрри понизил голос.

— Мы с Джеймсом и еще кое-кто думаем, не сделать ли его ректором. Ну, вот мы и дома.

— Еще нет двенадцати. Не зайти ли нам в «Бристоль»? — предложил Марк.

Они зашли. Если хочешь быть своим человеком, приходится делать такие вещи. Марку это было сложнее, чем Кэрри, который еще не женился, да и получал больше. Но в «Бристоле» было очень приятно, и Марк взял виски для проректора и пиво для себя.

Когда я единственный раз гостил в Брэктоне, я уговорил моего хозяина впустить меня в лес и оставить там на час одного. Он попросил прощения за то, что запирает меня на ключ.

Мало кого пускают в Брэгдонский лес. Войти туда можно лишь через ворота, установленные Иниго Джонсом, и высокая стена окружает поросшую лесом полосу земли в четверть мили шириной и милю длиной. Когда вы проходите туда с улицы через колледж, вам кажется, что вы проникаете в святая святых. Сперва вы пересекаете двор, названный именем Ньютона — квадрат, по всем сторонам которого выстроились красивые здания в немного вычурном, но довольно новом стиле. Потом входите в холодный двор, где темно даже днем, если закрыта дверь справа, ведущая в зал, и левая дверь, с окошком, ведущая в кладовую, из которой сочится запах свежего хлеба. Вынырнув из туннеля, вы оказываетесь в самом старом средневековом здании и попадаете во внутренний дворик, заросший травой; после старого двора, рядом с серым камнем, он кажется на удивление уютным и живым. Неподалеку находится часовня — и отсюда слышно, с каким хрипом идут большие старинные часы. Пройдя мимо урн и бюстов, поставленных в память былых членов колледжа, вы спускаетесь по выщербленным ступеням в ярко освещенный двор, носящий имя леди Элис, и вам вспоминается Бэньян или Уолтон. И слева, и справа от вас — здания XVIII века, — скромные, похожие на простые домики, со ставнями и черепичной крышей. Дворик этот с четвертой стороны не замкнут — там лишь несколько вязов, а за ними стена. Здесь вы впервые слышите журчанье воды и воркованье горлиц; вы уже так далеко, что других звуков нет… В стене — дверца, за ней — крытая галерея с узкими окнами по обе стороны. Выглянув из окна, вы видите, что под вами течет темная река. Вы переходите мост; цель ваша уже близка. За мостом — площадка для игры в мяч, за нею — высокая ограда; через решетку работы Джонса вы видите глубокие тени и залитую солнцем зелень.

Мне кажется, что лес многим обязан стене — ведь огороженное место ценится. Когда я ступал по мягкому дерну, мне чудилось, что меня ждут. Деревья растут достаточно густо, чтобы вы постоянно видели перед собой сплошную листву; но вам все время кажется, что именно сейчас вы — на полянке, ибо вы идете в неярком сиянии среди зеленых теней. Я был совершенно один, если не считать овец, чьи длинные глупые морды иногда глядели на меня; но одиночество это напоминало не о чаще, а о большой комнате в пустом доме. Помню, я думал: «В детстве мне было бы тут очень страшно, или очень хорошо». И потом: «Каждый становится ребенком, когда он один, совсем один. А, может, не каждый?..»

Четверть мили пройти недолго; но мне казалось, что я часами добирался до сердцевины леса. Но я знал, что она здесь, ибо тут было то, ради чего я пришел — родник, источник. К нему спускались ступеньки, и берег его когда-то, очень давно, был вымощен.