Метро 2034 (главы 1-5) без иллюстраций   ::   Глуховский Дмитрий

Возвращается - сапоги все в кровище, автомат тоже… Довольный.

- Не человек, а машина… - вставил долговязый пулемётчик.

- Я с ним даже спать рядом побаиваюсь. Видел, что у него с лицом?

- А я, наоборот, только с ним себя спокойно и чувствую, - пожал плечами старичок, которого называли Гомером. – Да что вы к нему привязались? Это в станциях красота важна. А Новослободская твоя, кстати, полная безвкусица! Такие витражи на трезвую голову смотреть невозможно… Тоже мне, витражи!

- А мозаика на колхозную тему в полпотолка - не безвкусица?!

- И где ты нашёл на Комсомольской такие панно?

- Да всё это чёртово советское искусство либо про колхозную жизнь, либо про лётчиков-героев! – разошёлся толстяк.

- Серёжа, не трогай лётчиков, - предупредил снайпер.

- И Комсомольская – дрянь, и Новослободская – дерьмо, - послышался хрипловатый низкий голос.

От неожиданности толстяк поперхнулся заготовленными словами и уставился на бригадира. Остальные тоже сразу затихли, ожидая продолжения: тот почти никогда не принимал участия в их разговорах, даже на прямые вопросы отвечая совсем коротко или не отвечая вовсе.

Он так и сидел к ним спиной, не спуская глаз с жерла туннеля.

- На Комсомольской своды слишком высокие, колонны тонкие, вся платформа с путей простреливается – как на ладони, и переходы перекрывать неудобно. А на Новослободской все стены в трещинах, сколько они их ни замазывают. Одной гранаты хватит, чтобы похоронить всю станцию. А витражей там уже давно нет. Полопались. Хрупкая штука.

Хотя критерии были спорные, возразить никто не осмелился. Помолчав немного, бригадир бросил:

- Я иду на станцию. Гомера беру с собой. Смена будет через час. Артур остаётся за старшего.

Снайпер зачем-то вскочил и кивнул, хотя бригадир этого видеть не мог. Старичок тоже поднялся и стал суетливо собирать разложенные пожитки вокруг в вещмешок, так и не доев свою картошку. К костру боец подошёл уже в полном боевом облачении, в своём непременном шлеме и с объёмистым рюкзаком за плечами.

- Удачи.

Глядя на две удаляющиеся по освещённому перегону фигуры – могучую бригадирскую и сухонькую Гомера, снайпер зябко потёр руки и поёжился.

- Что-то похолодало. Подкиньте полено, а?

За всю дорогу бригадир не проронил почти ни слова, уточнил только - правда ли, что Гомер раньше был помощником машиниста, а до того – простым обходчиком путей. Старик посмотрел на него подозрительно, но отпираться не стал, хотя на Севастопольской он всем всегда говорил, что дослужился до машиниста, а про свою работу обходчиком вообще предпочитал не распространяться, считая её недостойной того.

В кабинет начальника станции бригадир вошёл без стука, коротко отдав честь расступившимся караульным. Гомер робко замер у входа, переминаясь с ноги на ногу, глядя, как навстречу тому поднимаются удивлённо из-за стола Истомин и полковник – всклокоченные, усталые, растерянные.

Бригадир стащил и поставил прямо на истоминские бумаги свой шлем, провёл рукой по выбритой наголо макушке. В свете лампы стало видно, как страшно обезображено его лицо: левая щека была перепахана и стянута огромным шрамом, словно от ожога, глаз превратился в узкую щель, к уголку губ от уха полз, извиваясь, толстый лиловый рубец. Хотя Гомер и считал, что привык уже к этому лицу, сейчас, как и впервые, когда он его увидел, изнутри защекотал противный холодок.

- Я сам пойду к Кольцу, - не здороваясь, выстрелил он.

Командир периметра переглянулся с начальником, насупился, собираясь возразить, но лишь обречённо махнул рукой.

- Решай сам, Хантер… Тебя всё равно не переспоришь.