Миры обетованные   ::   Холдеман Джо

Но Марианна не могла усидеть на месте — не было такого положения, такой позы, что удовлетворила бы её. Она встала — движение тотчас вызвало очередной приступ тошноты, — вышла из дома, побродила по парку, что облегчило её страдания на минуту. Больше идти было некуда, разве что податься в открытый космос? В её состоянии и эта мысль казалась заманчивой. Кровотечение прекратилось; но Марианна чувствовала себя так, словно её изнасиловали одеревенелым тампоном. Она не кричала, не плакала. Но если бы ещё какая-нибудь, кроме матери, женщина протянула к Марианне руку, Марианна зубами перегрызла бы ей глотку.

— Бедная девочка! — причитала мать. О, как Марианне хотелось её ударить… — Ты страшно бледна! Все ещё мучаешься?

— Ладно, мам, — цедила Марианна сквозь зубы. — Я уже все позабыла.

— Но не стоит пить столько вина. Ты же понимаешь, это не поможет.

— Слушай, мам, — кривилась Марианна, — впервые, что ли, у меня разламывается голова? Нервы. Сейчас уже все позади. Это всегда проходит, рано или поздно.

Мать засмеялась, но как-то неуверенно, странно:

— Когда ты говоришь со мной серьезно, я просто теряюсь и не знаю, как себя с тобой вести.

— Никогда не бываю серьезна. Иногда бываю рассержена, раздражена — это да. Но серьезна — никогда. — В горле словно ком стоял. Марианна проглотила слюну и шмыгнула носом. — Парень. Вот с чем теперь будем сталкиваться из года в год.

— Ну, с этим ты сама справишься, — успокаивала дочку мать. — Только помни, чему тебя учил доктор Джонсон.

Последние пять лет за Марианной наблюдал гинеколог. Истина: чем старательнее ты оттягиваешь решение какого-либо вопроса, тем больше тебя этот вопрос достает. В конце концов, когда Марианне стукнуло семнадцать, перед ней встала дилемма: или стимулировать менструацию, или готовиться к осложнениям в области тазового пояса. Так считал врач.

— Доктор Джонсон разбирается во всем этом примерно так же, как я в том, как мочиться в потолок, — сказала дочь.

— О, Марианна! — воскликнула мать.

— Но это правда, — сказала О'Хара. — Он никогда не мог сообщить мне ничего такого, чего бы я сама уже не знала. Хотя он страсть как любит покопаться в интимном… Особенно у маленьких девочек.

— Как ты груба!

— У девочек постарше — тоже.

— Да он прекрасный человек! — возразила мать.

— Безусловно, — кивнула Марианна. — Когда он держит свои инструменты в шкафу, он не только прекрасен, но и чист.

Мать укоризненно покачала головой:

— Бедное дитя, я понимаю, через что ты прошла.

Марианна откинулась на спинку кресла и прикрыла глаза.

— Не сомневаюсь, что понимаешь. Ведь у каждой из нас есть по этой козьей щели. С тобой это когда случилось, в двенадцать?

— В одиннадцать. В двенадцать я уже тебя родила, — сказала мать.

— В одиннадцать… — протянула дочь, — Так вот, не смей больше называть меня «девочкой». Я через пять лет я буду вдвое старше, чем ты была тогда.

— Что?

— Помоги подняться, а? — Марианна протянула матери слабую руку. — Хочу поискать чтонибудь выпить, да покрепче.

— А потом сляжешь…

— Нет. Если хочешь знать, я собираюсь проверить, возьмет ли вообще меня теперь спиртное. — И Марианна засеменила от матери прочь, бормоча по пути: — О, моя благословенная долбаная зрелость!



Глава 5. ПРОМЕЛЬКНУВШАЯ ЮНОСТЬ

Еще когда Марианна была девочкой, она сделала вывод, что люди делятся на две категории: одну категорию девочка просто раздражала своим присутствием, другую — пугала. Должны были пройти годы, прежде чем Марианна научилась управлять собой и производить на собеседников благоприятное впечатление. А до тех пор люди, в обществе которых появлялась Марианна, неизменно воспринимали её не иначе как нечто не от мира сего, как некое маленькое чудовище.