Много шума из никогда   ::   Миронов Арсений

Среди сидевших за столом никто не мог проронить ни слова, наблюдая за этой сценой – и больше всех побледнел Данила, будущий богатырь Казарин. Данька не верил глазам своим: горбатый пасечник Посух казался теперь едва не наголову повыше сухощавого рослого Леванида… Да и от прежнего шепелявого говорка не осталось и следа – старик говорил каким-то молодым, поистине богатырским голосом!

– Нищие старцы, выступая в путь на поиски великого богатыря-муромца, должны нести при себе, помимо своих несносимых вериг, еще четыре священные Стати Империи: жезл, державу, Константинов меч и Псалтирь в азбуке Солунских братьев Кирилла и Мефодия, – говорил меж тем старче калечище своим гремучим голосом. – Потому и будет странников четверо. На каждого по единой драгоценной ноше…

Он подошел к столу и, быстро окинув собравшихся ясно-синим задорным взглядом, вынул из-за пазухи небольшой продолговатый предмет, завернутый в мягкие тряпицы. Развернул – и Данька мгновенно узнал деревянный образок Спаса Нерукотворного из избушки Михайлы Потыка. Сухие пальцы Посуха скользнули по краю иконки – она вдруг растворилась, как складень: внутри, в крепкой деревянной обложке тепло зашелестели тонкие бумажные страницы, мелко исписанные тесными буковками церковнославянской грамоты.

– Это и есть Псалтирь Кирилла и Мефодия. Солунские братья просили передать ее в подарок могучим богатырям и нищим старцам в далекой русской земле, – улыбнулся он и отступил на шаг.

– У меня тоже есть подарок для русской земли! – молвил алыберский царь Леванид. Просто отстегнув от пояса, не вынимая из тяжелых окаменевших ножен, он положил на стол рядом с чудесным складнем заветный меч Константина Великого. Могучее оружие легло подле иконы – и перевитая серебряными нитями рукоять меча вдруг горячо просияла в солнечном блике. Так что теперь на этой рукояти можно было прочитать невидимое прежде слово, короткое и гордое: «NIKA».

Данила Казарин не говорил ничего, он просто ощутил, что тесный сверток за пазухой начинает жечь его сердце под кольчугой. Поэтому он бережно положил на стол развязанную нищенскую торбу, в теплой глубине которой ровным излучением золота горел тяжелый, увенчанный двуглавым орлом скипетр и округлая, крестообразно перехваченная лентою крупных жемчужин держава императоров Базилики.

– Это невероятно! Нам удалось собрать все Стати Империи… – прошептал князь Вышградский.

– Осталось найти четырех старцев, способных хранить эту драгоценную ношу в поисках великого богатыря из Мурава, – задумчиво произнес царь Леванид.

– Двое уже здесь, – сказал дед Посух. – Царь Леванидушка да я, никчемный старикашка, – коли возьмете меня, старого, в сотоварищи.

– Трое, – шепотом произнес князь Вышградский, расцепляя на груди золотую застежку плаща, открывая край тяжелых золотых вериг на груди, гроздьями кованых звеньев отягощавших плечи. – Здесь уже трое. Вот еще одна цепь… Ради нашего дела я готов стать нищим старцем. Если позволено, я пошел бы с вами.

– Нет, это праздник какой-то! – недовольно сказал Мстислав Лыкович. – Куда ни плюнь, попадешь на золотую цепь. Не друзья у меня, а сплошные нью рашенз. Беда-а-а, что у меня нету такой же крутой фенечки из золота. Не потому беда, что завидно мне. А потому, что нужно теперь искать четвертого мужика с цепью где-то на стороне.

– Если постараться, можно найти четвертого старца всего за несколько недель, – сказал Леванид Зиждитель. – Я лично знаком с Саулом Росхом, крещеным пастырем горского народа овесов – он живет в селе Бад в Овсетии. До тех мест плыть Влагою не более дюжины дней…

– Далековато, – сказал князь Вышградский, откидываясь на спинку узорчатых кресел. – А нет ли кого здесь, на Руси?

– На Руси есть Свенальд-варяг, раскаявшийся убийца князя Олега, – отвечал алыберский царь.