НАРН И ХИН ХУРИН ПОВЕСТЬ О ДЕТЯХ ХУРИНА   ::   Толкин Джон Рональд Руэл

Мы бежали сюда, а от чего - никому не ведомо.

- Они боялись, да? - спросил Турин.

- Может быть, - ответил Садор. - Может быть, мы бежали потому, что боялись Тьмы - пришли сюда, а она и здесь настигла нас, и бежать дальше некуда, разве что в Море.

- Но мы больше не боимся, - сказал Турин. - Не все боятся. Отец не боится, и я не буду бояться. Или буду бояться, но буду скрывать это - как мама.

Садору показалось, что глаза у Турина совсем не детские. "Да, горе острит острый ум", - подумал старик. Но вслух он сказал:

- Знаешь, сын Хурина и Морвен, каково будет твое сердце - это Лабадалу неведомо, но раскрывать его ты будешь нечасто и немногим.

И Турин сказал:

- Наверно, лучше не говорить, чего тебе хочется, раз это все равно невозможно. Но знаешь, Лабадал, я хотел бы быть эльдаром. Тогда бы Лалайт вернулась, а я был бы еще здесь, даже если бы ее не было очень долго. Когда я стану большой, я пойду служить эльфийскому королю, как и ты, Лабадал.

- Да, наверно, ты еще познакомишься с эльдарами, - вздохнул Садор. - Прекрасный народ, дивный народ, и дана им власть над сердцами людей. Но иногда мне думается, что лучше бы нам было остаться темными и дикими, чем встречаться с ними. Эльфы владеют древним знанием, они горды и долговечны. А мы тускнеем в их сиянии - или сгораем чересчур быстро. И бремя нашей судьбы тяготит нас.

- А вот отец любит эльфов, - возразил Турин. - Без них он тоскует. Он говорит, что всему, что мы знаем, мы научились у них, и они сделали нас благороднее. Он говорит, что люди, которые перешли горы только сейчас, немногим лучше орков.

- Это верно, - ответил Садор, - если не обо всех, то о многих из нас. Но подниматься тяжело, и падать с высоты больнее.

В тот незабываемый год, в месяце, что у аданов зовется гваэрон, Турину было уже почти восемь. Старшие говорили меж собой о большом сборе войск, но Турин про это ничего не слышал. Хурин часто обсуждал с Морвен замыслы королей эльфов, зная, что она мужественна и умеет молчать. Хурин был исполнен надежд и почти не сомневался в победе, ибо не верил, что найдется в Средиземье такая сила, которая устоит пред мощью и величием эльдаров.

- Они зрели Свет Запада, - говорил он, - и Тьма в конце концов отступит пред ними.

Морвен не спорила с мужем - рядом с Хурином всегда верилось только в хорошее. Но ее род тоже был сведущ в преданиях эльфов, и про себя она говорила: "Да, но ведь они отвратились от Света, и он теперь недоступен им… Быть может, Владыки Запада забыли о них? А если так, разве под силу эльфам одолеть одного из валаров, пусть они и Старшие дети?

Хурина Талиона, казалось, подобные сомнения не посещали. Но однажды весной случилось, что Хурин встал утром мрачный, словно увидел дурной сон, и весь день был сам не свой. А вечером вдруг сказал:

- Морвен Эледвен, меня скоро призовет мой долг, и наследник дома Хадора останется на твоем попечении. А людская жизнь коротка, и опасности подстерегают нас, даже и в мирное время.

- Так повелось в мире, - ответила Морвен. - Но почему ты завел эти речи.

- Не из страха, из осторожности, - ответил Хурин - но видно было, что он обеспокоен. - Любому ясно: что бы ни случилось, мир не останется прежним. Это большая игра, и одна из сторон неизбежно потеряет все. Если короли эльфов падут, аданам придется худо. А из аданов ближе всего к Врагу - мы. Я не стану уговаривать тебя не бояться, если случится худшее. Ты боишься того, и только того, чего следует бояться, и страх не лишит тебя разума. Но я велю: "Не жди!" Я вернусь, как только смогу, но не жди меня! Уходи на юг, и как можно скорее. Я пойду за вами, и найду тебя, пусть даже придется обыскать весь Белерианд.

- Белерианд велик, и неприютен для бездомных беглецов, - промолвила Морвен. - Куда нам бежать, одним или с родичами?

Хурин задумался.