Не трогай эту гадость!   ::   Дуэйн Диана

---------------------------------------------

Диана Дуэйн

Не трогай эту гадость!



Владычица и мать всего сущего, — произнесла Лола, выпрямившись на ветру и простирая руки к небу, — Царица и Богиня, пошли мне знамение!

Ничего не случилось. В точности как вчера. И позавчера. Все три дня.

Лола опустилась на плед. И тут же ойкнула и принялась стряхивать с него опавшие сосновые иголки. Конечно, подумала она, хорошо было в городской духоте мечтать о том, что ей предстоит проделать весь ритуал обнаженной, как сама природа. Но, чтобы выполнить намеченное, пришлось в поисках укромного уголка забраться высоко в горы, где ветер воет в кронах и задувает даже в это тесное ущелье. Деревья роняют на тебя листву и хвою, пыль летит прямо в глаза и… и ты мерзнешь. Вся романтика «естественной жизни» быстро испаряется, и ты становишься просто голой, да еще и в гусиной коже.

«В этом-то все и дело, — подумала Лола. — Может, я и сказала все, как надо, но необходима еще и соответствующая степень концентрации. А как ее добиться — на таком-то холоде!»

Она вздохнула и поглядела на небо. Солнце клонилось к закату, краски были просто потрясающие. Проживая в Лос-Анджелесе, она часто глядела вверх, но перед ней обычно открывалось привычное для горожан зрелище: покрытый легкой дымкой небосвод, не небесно-голубой, а мутный, точно глаза у новорожденного котенка. Порою испарения окрашивали небо 'почти в бурый цвет, но даже в лучшие дни оно никогда не сияло такой глубокой, чистой голубизной, глядя на которую Лола чувствовала себя особенно голой и беззащитной.

Теперь голубизна по краям переливалась пурпуром и шафраном, а в зените сгустилась до индиго и густой сапфировой сини. И тишина вокруг — вместо привычного рева транспорта лишь ветер в верхушках деревьев. Странно, когда оказываешься вдалеке от городского шума, его начинает не хватать.

Три дня назад в 15 милях от Огайо она свернула с шоссе № 96 на север и, руководствуясь компасом и картой штата, сумела проникнуть в один из наиболее недоступных районов Сеспского заказника, где гнездились кондоры. Чтобы выполнить задуманное, ей было необходимо уединение. Друзья предупреждали: старайся вести себя осторожнее. Дым от костра или огонь в ночи может привлечь незваных гостей, сама подумай. Кое-кто лишь молча покачивал головой с таким видом, что было ясно — она поступает неразумно: гораздо безопаснее выплясывать нагишом, скажем, на бульваре Сансет, чем в дикой глуши.

Но Лола упрямо упаковала свою крохотную палатку, пропускающую ультрафиолетовые лучи, — роскошный подарок самой себе на последний день рождения, уложила одежду — не слишком много, но достаточно, чтобы укрыться от холода. С особым тщанием она уложила ритуальные приспособления. И затерялась в дремучих дебрях. Тут и впрямь были самые настоящие дебри. Лола вновь уселась на плед и принялась растирать избитые ноги. Ее тело на не защищенных одеждой местах было ободрано в кровь, а на защищенных — пестрело синяками. В волосах у нее запутались сосновые иголки и веточки толокнянки, ее кусали осы, она видела гремучих змей и тарантулов — и они видели ее. При виде гремучек она было подумала о том, чтобы вернуться на шоссе-96 и поймать попутку, направляющуюся в город. Но прикинув, что опаснее — путешествие автостопом или встреча со змеей, — она сделала выбор в пользу змей.

Итак, Лола сидела и наблюдала, как сгущается тьма. Ее время, если верить книгам, это время Великой Матери. И Луна — ее символ. Лола поглядела на молодой месяц — она не слишком-то в этом разбиралась, но ему, должно быть, дней пять или шесть: Луна Девы, Луна Охотницы.