Ноги Логофарса   ::   Никитайская Наталия

Елизавета стояла, вытаращив на меня глаза.

А ноги попытались взобраться на потолок, но этот фокус им не удался. И они попробовали втиснуться в ботинки, однако те стояли нерасшнурованные, и обуться самостоятельно ногам никак не удавалось. Я не без удовольствия следила за некоординированными действиями ног и за ботинком, который все дальше и дальше ускользал от них по ковру.

- Я вызову врача, - сказала очнувшаяся наконец Елизавета.

- Давай. Позвони в "скорую" и скажи: вместо мужа домой пришли его ноги. А может быть, и не его - по одним ногам человека определить трудно. Карета "скорой помощи" явится тут же: за тобой.

- Ты всегда была умной, - сказала Елизавета. - Но и подлой немного, правда?

Я взглянула на Елизавету с уважением. Люблю нападающих.

- Знаешь, Елизавета, даже если ты права, шума, по-моему, поднимать не стоит. Давай лучше подумаем, как использовать несчастье на благо окружающих.

- Издеваешься? Какое благо?! - обиделась Елизавета.

- Нет, надо же найти им приложение.

Я бы, конечно, могла стереть его ноги, а вместе с ними и проблему, но это было бы нечеловеколюбиво: что бы стало с Елизаветой? Подумать страшно.

- Слушай, Женя, а где это его так угораздило? - спросила Елизавета. Ведь это не транспорт, не пьяная драка...

- Нет, конечно. Это просто нечистая сила. А за какие грехи, ноги нам рано или поздно поведают. Вот как только научатся выражать свои мысли на доступном людям языке, так сразу и начнут жалобы строчить и доносы на обидчика катать.

Елизавета подозрительно на меня посмотрела:

- А почему ты сегодня пришла? Сто лет не приходила, а сегодня заявилась?

- Сердце почувствовало беду, Елизавета. У меня очень чуткое сердце.

- Подозрительно все это, - сказала она.

Может, и ее стереть, чтобы не была такой проницательной, подумала я, и тоже оставить ноги. "Две пары одиноких ног, как жить им в этом скорбном мире?" - сочинилось на ходу. Но, во-первых, я в случае с Елизаветой была не уверена в своих силах, а во-вторых, мне ее было жалко. Она, дурища, держалась за Логофарса до последнего - не вынесла только вида этих ног, как будто и до происшедшего Логофарс не был уродом - моральным уродом, правда. Некоторые такое уродство в расчет не берут, лишь бы жилось удобно.

А ноги скорбно переминались в углу. Форма их оставалась безукоризненной. Но мне тошно было глядеть на них. Я представила себе их прошлую жизнь, и в голове начал складываться текст реквиема.

"Вечная память... ногам этим, которые не могли выбрать себе иной дороги, кроме извилистого пути угодничества и чинопочитания... Вечная память... ступням этим, которые помогали их владельцу твердо удерживаться на скользкой дорожке сплетен и наушничества... Вечная память... легкой поступи этих ног, благодаря которой хозяин их не так уж и наследил в науке, как ему того бы хотелось... Вечная память..."

Тут я остановилась. Потому что непонятным и диким становилось, как это я дошла до того, что имею к этим ногам отношение, и не самое далекое. Боже мой, куда это меня занесло? Как это инстинкт самосохранения не подсказал мне сразу, с самого начала, куда я влезаю, в какую пошлость?!

Я смотрела на поджатые губы Елизаветы, на трусливые ноги Логофарса, и в голову пришел вопрос, от которого стало тошно: вдруг я забуду?

Неужели я смогу забыть это соприкосновение с пошлостью, неужели не сумею различить ее черты в других, которые придут ко мне потом? Неужели утихнет в душе моей то жгучее, то болезненное презрение к самой себе, которое я сейчас испытываю?

Неужели?!

В половине первого, когда я уже собиралась лечь спать, раздался телефонный звонок.

- Не спишь, подруга?

- Нет, Стравинский, не сплю.

- Егорыч давно был у тебя в последний раз?

- Егорыч? Нет. Совсем недавно. Лет пять назад.