Одинокие песни Ларена Дора   ::   Мартин Джордж

Только самовлюбленный дурак мог бы просить тебя разделить моя страдания. Кайдар — огонь и смех, я же — дым, печаль и песни. Я слишком долго был одинок, Шарра. Душа моя окрасилась в серый цвет, и я не хотел бы омрачать твою жизнь. Но все же…

Она взяла его руку, подняла и быстро поцеловала. Затем положил голову на его плечо.

— Попытайся пойти за мной, Ларен, — прошептала она, — держи меня за руку, когда мы будем проходить Врата, и, возможно, темная корона защитит тебя.

— Я сделаю все, что ты хочешь, но не проси меня поверить в это. — Он вдохнул. — За твоими плечами несчетное число миров. Шарра, и я не вижу конца твоему пути. Он не здесь, это я знаю. Может, это и к лучшему. Я не знаю, умру ли когда-нибудь. Я смутно помню любовь, кажется, она никогда не бывает долгой. Ведь мы оба бессмертны и неизменны — как бы мы спаслись от скуки? Может быть, возненавидели бы друг друга? Я не хочу этого, — он взглянул на нее и печально улыбнулся. — Думаю, ты знала Кайдара недолго, и поэтому любишь его. В конце концов, может это лишь хитрость с моей стороны, найдя Кайдара, ты можешь потерять его. Когда-нибудь огонь исчезнет, любовь моя, и волшебство умрет. И тогда ты вспомнишь Ларена Дора.

Шарра тихо заплакала. Ларен обнял ее, поцеловал и мягко прошептал:

Нет.

Она тоже поцеловала его, и они безмолвно прижались друг к другу.

Когда угас последний пурпурный луч, они поднялись. Ларен крепко обнял ее и улыбнулся.

— Я должна идти, — сказала Шарра. — Должна. Но уходить трудно, Ларен, поверь.

— Верю, — ответил он. — Я люблю тебя потому, что ты уходишь. Потому, что не можешь забыть Кайдара, и не забываешь обещания. Ты — Шарра, Та, Что Идет Через Миры. Мне кажется, Семеро должны бояться тебя много больше, чем такого жалкого бога, как я. Если бы ты была иной, я не стремился бы к тебе так сильно.

— Когда-то ты говорил, что полюбил бы любого.

Ларен пожал плечами:

— Ты сама ответила. Это было очень, очень давно.

Они вернулись в замок до наступления темноты. Настал миг последнего ужина, последней ночи, последней песни. Они не спали до рассвета, и Ларен вновь пел для нее. Хотя песня-видение была не такой прекрасной, как прошлые: бесцельная, хаотичная баллада о похождениях чудесного менестреля в каком-то неописуемом мире. Шарра едва улавливала смысл песни, да и Ларен пел равнодушно. Мысль о скорой разлуке мучила их.

Он покинул ее на рассвете, обещая встретить во дворе замка. Когда она пришла, Ларен уже ждал. Он улыбнулся холодно и спокойно. Он был во всем белом — узкие брюки, рубашка с широкими рукавами. Большой тяжелый плащ бился и хлопал на ветру. Пурпурное солнце пятнало его своими лучами.

Шарра подошла к нему и взяла за руку.

Она одела куртку из толстой кожи, на пояс повесила нож в ножнах. Ее волосы, черные как ночь, с мелькающими золотыми искорками, развевались свободно, как его плащ. Темная корона была на месте.

— Прощай, Ларен, — сказала она. — Я бы хотела подарить тебе больше.

— Ты и так дала мне много. На долгие грядущие века. Я буду помнить. Я буду измерять время тобой, Шарра. Однажды взойдет солнце, и цвет его будет голубым. Я посмотрю на него и скажу: «Да, солнце стало голубым с тех пор, как ко мне приходила Шарра».

Она кивнула.

— И я обещаю. Когда-нибудь я найду Кайдара. И если я освобожу его, мы вернемся и объединим мою корону, огонь Кайдара и твои песни против тьмы Семерых.

Ларен пожал плечами:

— Хорошо. Если меня здесь не будет, я оставлю тебе послание, — сказал он, скрывая за улыбкой муку.

— Ну, а теперь Врата. Ты сказал, что покажешь их мне.

Ларен повернулся и указал на самую низкую башню, закопченное строение, в котором Шарра не была ни разу. В основании башни чернела широкая деревянная дверь. Ларен вытащил ключ.

— Здесь? — удивилась она.

— Здесь, — подтвердил Ларен.