Огонь и сера   ::   Чайлд Линкольн

У пруда с утками, где он собирался срезать дорогу, одинокий турист в «гавайке», гигантских мешковатых шортах и солнцезащитных очках крошил в воду хлеб. Чудо в перьях. Октябрь месяц, а он вырядился так, будто навсегда застрял в первом дне лета, пережив прежде лет десять сплошных снегопадов и бурь.

Если к репортерам сержант относился терпимо, то заезжие искатели приключений вызывали у него исключительно ненависть и отвращение.

– Эй, вы!

Турист обернулся.

– Вы что себе думаете? Это место преступления, разве не знаете?

– Знаю, офицер, и мне ужасно жаль, правда. Но ведь...

– Ну и катитесь к чертям!

– ...Но ведь нельзя оставить уток голодными. Обычно их кормят, а сегодня...

Нет, ну точно идиот! Тут человека убили, а он – утки голодные.

– Документики предъявим.

– Да-да, конечно. – Мужчина принялся шарить по карманам. – Мне, право, неловко, офицер... – затравленно произнес он. – Как только я услышал о преступлении, сразу примчался сюда. Накинул первое, что попалось под руку, а бумажник, похоже, остался в пиджаке.

Его нью-йоркский акцент действовал сержанту на нервы. Гнать придурка в шею, подсказал рефлекс. Однако сержант не спешил. Никакой мужик не турист: во-первых, шмотки пахнут новьем, будто только-только из магазина, а во-вторых, сочетание цветов и предметов – просто страх божий. Небось нахватал только что в окрестном бутике.

– Так я пойду?

– Нет, не пойдете. – Сержант извлек из кармана блокнот и, открыв чистую страничку, послюнявил карандаш. – Живете поблизости?

– В Амагансетте. Снял дом на неделю.

– Адрес?

– Брикмэн-Хаус, на Уиндмилл-лейн.

Шляются тут, засранцы богатые.

– Постоянное место жительства?

– «Дакота», Вест-Сайд.

Сержант даже писать перестал. В голове мелькнула мысль: «Совпадение?!»

– Имя?

– Офицер, не стоит, это целая история. Лучше я все же пойду...

– Стоять. Имя? – И добавил с нажимом: – Пожалуйста.

– Это правда необходимо? Мое имя не каждый сможет прочесть, а вслух произнести... Удивляюсь, о чем только думала мама?!

Стоило оторваться от блокнота, и поток сарказма тут же иссяк. «Ох, докривляешься», – подумал сержант, мысленно уже надевая на остряка наручники.

– Давайте-ка еще разок. Имя?

– Алоизий.

– А если по буквам?

Человек продиктовал.

– Фамилия?

– Пендергаст.

На последней закорючке карандаш замер, и сержант медленно поднял взгляд. На него смотрели серые глаза блондина с такими знакомыми благородными чертами лица; и эта мраморно-бледная, почти просвечивающая кожа...

– Пендергаст?!

– Собственной персоной, дорогой Винсент. – На смену нью-йоркскому акценту пришел милый сердцу протяжный южный выговор.

– Вы что здесь делаете?

– То же самое хотелось бы спросить и у вас.

Винсент д'Агоста почувствовал, что краснеет. Еще бы, в последний раз, когда они виделись, он служил в полиции Нью-Йорка и страшно гордился должностью лейтенанта. А теперь... теперь он самый обыкновенный мухосранский сержант и украшает желтой лентой поместья мухосранских же богатеев.

– Я как раз был в Амагансетте, – поведал Пендергаст, – когда узнал о безвременной кончине Джереми Гроува. Не устоял. Торопился как на пожар, так что за вид извините.

– Вы ведете это дело?

– Пока что я кормлю уток, дожидаясь официального подтверждения полномочий. Из горького опыта знаю: без него опасно беспокоить высшие круги. Честно говоря, Винсент, встретить здесь вас – большая удача.

– Я тоже рад. – Д'Агоста вновь покраснел. – Вы уж извините, я сейчас не в фаворе...

– У нас еще будет время пообщаться. – Пендергаст положил руку ему на плечо. – Вижу, к нам приближается довольно крупный представитель местной юридической фауны, явно не страдающий недостатком эмоций.