Отдай мою посадочную ногу !   ::   Лукин Евгений

Леха стянул мокрую шапку и огляделся. Разгром в хате был ужасающий. Окно завешено байковым одеялом, в углу - толстая, как виселица, рукоять знаменитого черпака, которым Петро всю зиму греб мотыль на продажу. Видимо, баба ушла на хутор к матери не сегодня и не вчера.

Размотав бечевки, Леха снял с валенок целлофановые пакеты, а сами валенки определил вместе с шапкой к печке - сушиться. Туда же отправил и ватник. Хозяин тем временем слазил под стол и извлек оттуда две трехлитровые банки: одну - с огурцами, другую - известно с чем. Та, что известно с чем, была уже опорожнена на четверть.

- Спятил? - сказал Леха. - Куда столько? Стаканчик приму для сугреву - и все, и прилягу...

- Приляжь-приляжь... - ухмыляясь, бормотал Петро. - Где приляжешь, там и вскочишь... А то что ж я: все один да один...

"Горячка у него, что ли?" - с неудовольствием подумал Леха и, подхватив с пола рюкзак, отнес в сени, на холод. Возвращаясь, машинально щелкнул выключателем.

Вспыхнуло электричество.

- Потуши! - испуганно закричал Петро. Белки его дико выкаченных глаз были подернуты кровавыми прожилками.

Леха опешил и выключил, спорить не стал. Какая ему, в конце концов, разница! Ночевать пустили - и ладно...

- Ишь, раздухарился... - бормотал Петро, наполняя всклень два некрупных граненых стаканчика. - Светом щелкает...

Решив ничему больше не удивляться, Алексей подсел к столу и выловил ложкой огурец.

- Давай, Леха, - с неожиданным надрывом сказал хозяин. Глаза неподвижные, в зрачках - по свечке. - Дерябнем для храбрости...

Почему для храбрости, Леха не уразумел. Дерябнули. Первач был убойной силы. Пока Алексей давился огурцом, Петро успел разлить по второй. В ответ на протестующее мычание гостя сказал, насупившись:

- Ничего-ничего... Сейчас сало принесу...

Привстал с табуретки и снова сел, хрустнув суставами особенно громко.

- Идет... - плачуще проговорил он. - Ну точно - идет... Углядел-таки... Надо тебе было включать!..

- Кто?

Петро не ответил - слушал, что происходит снаружи.

- На крыльцо подымается... - сообщил он хриплым шепотом, и в этот миг в сенях осторожно стукнула щеколда.

- Открыть?

Петро вздрогнул. Мерцающая дробинка пота сорвалась струйкой по виску и увязла в щетине.

- Я те открою!.. - придушенно пригрозил он.

Кто-то потоптался на крыльце, еще раз потрогал щеколду, потом сошел вниз и сделал несколько шагов по хрупкому, подмерзшему к ночи снегу. Остановился у занавешенного одеялом окна.

- Отда-ай мою поса-адочную но-огу-у!.. - раздался откуда-то из-под земли низкий с подвыванием голос.

Леха подскочил, свалил стаканчик, едва не опрокинул свечку.

- Что это?!

Петро молчал, бессмысленно уставясь на растекшуюся по клеенке жидкость. Губы его беззвучно шевелились.

- Чего льешь-то!.. - мрачно выговорил он наконец. - Добро переводишь...

- Отда-ай мою паса-адочную но-огу-у!.. - еще жутче провыло из печки.

Леха слетел с табурета и схватил ледобур.

- Да сиди ты... - буркнул Петро, снова снимая пластмассовую крышку с трехлитровой банки. - Ничего он нам не сделает... Прав не имеет, понял?.. Так, попугает чуток...

Ничего не понимающий Леха вернулся было к столу и тут же шарахнулся вновь, потому что одеяло на окне всколыхнулось.

- Сейчас сбросит... - с содроганием предупредил Петро. Лехин стаканчик он наполнил, однако, не пролив ни капли.

Серое байковое одеяло с треугольными подпалинами от утюга вздувалось, ходило ходуном и наконец сорвалось, повисло на одном гвозде. Лунный свет отчеркнул вертикальные части рамы. Двор за окном лежал, утопленный наполовину в густую тень, из которой торчал остов теплицы с шевелящимися обрывками полиэтилена.

Затем с той стороны над подоконником всплыла треугольная зеленоватая голова на тонкой шее. Алексей ахнул.